Евгений Ачкасов

КС: Евгений Евгеньевич, как Вы оцениваете сегодняшнее состояние дел в ­медицине?

Евгений: К сожалению, надо признать, что в период перестройки здравоохранение у нас в значительной мере было разрушено, как и другие социальные сферы. Сейчас действительно происходят попытки поднять здравоохранение. Я совершенно не согласен теми, кто критикует всё, что сегодня делается. Есть определенные позитивные моменты, и я сам их вижу: появилось оборудование, зарплаты врачей стали выше, хотя до должного уровня еще очень далеко. Однако многие ключевые проблемы до сих пор не удалось решить, хотя попытки предпринимались: упал престиж профессии как медработника, так и преподавателя медицинского вуза, многие врачи не прошли переподготовку для работы на новой ­технике.

 

КС: Какова, на Ваш взгляд, главная проблема здравоохранения ­сегодня?

Евгений: Главная проблема, на мой взгляд, — разделение медицины условно на городскую и сельскую. В крупных городах — Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Краснодаре, Красноярске — можно получить квалифицированную медицинскую помощь. Я считаю, что на сегодняшний день у нас медицина в целом не плохая, но — в городе. Как только мы выезжаем за пределы мегаполиса — и это касается всех регионов страны, — возникают проблемы: не хватает кадров, во многих сельских больницах недобор врачей может составлять до 50 %, причем те, кто работает, в основном пенсионеры. Была попытка выделить молодым специалистам по 1 млн рублей «подъемных», но эта мера не сработала: оказалось, что деньги решают не всё — для молодых людей важно социальное подкрепление, которое на селе практически ­отсутствует.

 

КС: Как Вы считаете, что можно сделать, чтобы исправить ­ситуацию?

Евгений: Одним из возможных вариантов решения данной проблемы может стать привлечение молодых докторов, обучающихся в ординатуре, в сельские больницы. В Москве, к примеру, переизбыток молодых кадров — больницы переполнены клиническими ординаторами, а врачом устроиться очень сложно. На период учебы в ординатуре молодых врачей можно было бы отправлять в сельские больницы: они бы помогали местным врачам, разгружая их, и проходили стажировку. Возможно, пожив в сельской местности, некоторые оставались бы там. Раньше в стране нечто подобное существовало, и сейчас этот опыт было бы полезно ­вспомнить.

 

КС: Изменилось ли отношение студентов к образованию и профессии врача ­сегодня?

Евгений: Факты говорят сами за себя. Наша кафедра провела социологическое исследование, в нем приняло участие свыше 3 тысяч респондентов — студентов медицинских вузов из 8 городов, врачей и пациентов. Спрашивали, как студенты относятся к своей будущей профессии, что пациенты думают о современном здравоохранении, что думают врачи о медицине. Исследование показало, что за последнее время престиж профессии врача очень снизился в глазах всех категорий ­респондентов.

 

КС: Молодые специалисты не идут работать в медицину, а находят себя в «околомедицинских» сферах. Как Вы относитесь к этой ­тенденции?

Евгений: Ничего плохого в том, что выпускники вузов идут работать в фармкомпании, я не вижу. Нам в том числе нужны препараты, и хорошо, когда люди, работающие в этих компаниях, имеют медицинское образование. Но зачастую молодые доктора вынуждены уходить из профессии по материальным соображениям, а вот это уже ­неправильно.

 

КС: Многие сферы страдают от утечки молодых специалистов за рубеж. Есть ли подобная проблема у нас в отрасли и надо ли с ней ­бороться?

Евгений: Я считаю, что сегодня медики не уезжают массово за границу, как это было в конце 90‑х — начале 2000‑х. Лично знаю многих хороших специалистов, которые уехали за рубеж в то время и до сих пор работают там по профессии. Возможно, их уровень жизни выше, чем мог бы быть на родине, но не скажу, что они там хватают звезды с неба. Сегодня я не вижу проблемы отъезда за границу на ПМЖ молодых медиков. Происходят позитивные сдвиги в здравоохранении, и это видит в том числе и молодежь. В последние годы были сделаны фундаментальные вещи — принят ряд ключевых законов, которые долго обсуждались как в прессе, так и на общественных площадках: закон об обращении лекарственных средств, по медицинскому страхованию, закон об основах охраны здоровья граждан и другие законодательные акты. Происходят качественные сдвиги, но надо понимать, что за один день всё не сделается, для претворения в жизнь благих намерений потребуется ­время.

 

КС: А много ли у нас в стране высококлассных ­специалистов?

Евгений: Я считаю, что медицина в России хорошая. К сожалению, не все вопросы в сфере здравоохранения урегулированы до конца, но я уверен, что любую медицинскую помощь можно получить в России: во многих больницах стоит высокотехнологичное оборудование, у нас работают прекрасные специалисты, и нет никакого смысла ездить лечиться за ­рубеж.

 

КС: Евгений Евгеньевич, Вы — лауреат премии Президента РФ в области науки и инноваций для молодых ученых. Перспективно ли сегодня заниматься инновациями в сфере ­медицины?

Евгений: Я получил премию в 2009 году за разработку в области хирургии поджелудочной железы. Мы с коллегами создали методику лечения острого панкреатита и кист поджелудочной железы. Получили четыре патента на изобретение, было защищено несколько кандидатских и докторская диссертации, издана монография. Эта премия показала мне, что я на правильном пути. После премии вокруг меня образовался пул людей, которые захотели писать научные работы. В области хирургии мы продолжаем развитие проблемы лечения поджелудочной железы, и по этой проблеме защитилась еще одна диссертация, где я выступил научным руководителем. Будучи завкафедрой лечебной физкультуры и спортивной медицины, я стараюсь активно развивать не только хирургическое направление, но и спортивную медицину. С коллегами на кафедре мы разрабатываем методики инновационных технологий по реабилитации спортсменов после травм. Мы стали вплотную работать со сборной России по футболу. Например, у нас на кафедре лечебной физкультуры и спортивной медицины пишет диссертацию главный врач сборной России по футболу Эдуард Безуглов. Наша кафедра участвует в медико-биологическом обеспечении сборной, применяя последние разработки в спортивной ­медицине.

 

КС: Почему именно спортивная ­медицина?

Евгений: В детстве отец отвел меня в секцию конькобежного спорта. Этот вид стал для меня любимым на долгие годы. Я добился хороших результатов: в 1994 году стал мастером спорта, три раза был чемпионом Москвы, стал бронзовым призером первенства России среди юниоров, выиграл международный конькобежный марафон на 50 км в Финляндии. Поступив в ММА им. И. М. Сеченова (ныне Первый МГМУ им. И. М. Сеченова), продолжал серьезно заниматься спортом, что, естественно, стало отражаться на успеваемости. В итоге, мне пришлось забросить коньки, но интерес остался, и все мои дальнейшие проекты были связаны со спортом. И когда от ректора нашего вуза мне поступило предложение возглавить кафедру лечебной физкультуры и спортивной медицины, я ­согласился.

 

КС: Создаются ли сейчас в России проекты в рамках спортивной ­медицины?

Евгений: В 2011 году мы с коллегами создали Национальный альянс медицины и спорта «Здоровое поколение», это общероссийская общественная организация. Мы проводим проекты реабилитации людей через спорт, в частности — соревнования среди людей с трансплантированными органами. Договорились со спорткомплексом «Лужники» (Москва) и организовали секцию по футболу, куда каждую субботу приходят люди, перенесшие операцию по пересадке органов. Они занимаются спортом под контролем врачей. Ранее сами пациенты не понимали, могут ли они заниматься той или иной физической активностью, не скажется ли это пагубно на их здоровье. Теперь эта проблема решена, и проект дал возможность многим людям вести полноценную ­жизнь.

Кроме того, мы создали Всероссийскую федерацию регби на колясках и уже провели два чемпионата России. Это единственный командный паралимпийский вид спорта, в который могут играть люди с травмой шейного отдела позвоночника. Удивительно, но до нас про эту категорию людей просто забывали: для них не было организовано ни одной секции по командному виду спорта, соответствующему их физическому ­состоянию.

 

КС: Какие задачи в области спортивной медицины для людей с ограниченными возможностями сейчас стоят наиболее ­остро?

Евгений: На Паралимпийских играх в Лондоне из 20 видов спорта Россия была представлена только в 12‑ти, хотя по количеству золотых медалей мы стали вторыми. Сейчас перед всем медицинским и спортивным сообществом стоит задача стать лидерами в паралимпийском спорте. Развивать спорт для людей с ограниченными возможностями не только в Москве, но и по всей стране — задача номер один. Я и мои коллеги стараемся максимально возможно участвовать в развитии паралимпийского спорта и спорта людей, перенесших операции на жизненно важных ­органах.

 

КС: Как появилась идея организовать соревнования по регби на ­колясках?

Евгений: Сейчас очень модно проводить разные соревнования, показные матчи и так далее. Но главный минус подобных мероприятий в том, что за большей частью из них не стоит социальной идеи. Все акции имеют разовый характер: поиграли, собрали денег, помогли какому‑то количеству людей, и — забыли. Конечно, это хорошо, но такой подход не позволяет решить проблему в целом. С моей точки зрения это больше похоже на собственный пиар организаторов и участников таких акций. Помимо помощи нуждающимся, наши чемпионаты и спортивные игры по регби на колясках и футболу для людей, перенесших трансплантацию органа, несут важную социальную идею. Спортивные соревнования для людей с пересаженными органами пропагандируют идею органного донорства. Эти люди живы и, более того, живут полноценной жизнью, занимаются спортом только благодаря тому, что им вовремя была выполнена пересадка жизненно важного органа. А между тем на сегодняшний день трансплантация в России представляет собой большую ­проблему.

 

КС: Почему в России сложно получить помощь человеку, которому требуется пересадка ­органа?

Евгений: Основная проблема — это нехватка донорских органов. Зачастую люди вынуждены использовать трансплантацию от родственников или ждать подолгу донорский орган. К сожалению, время тут не идет на пользу пациенту. Законодательная база в области донорства в России, я считаю, очень правильная: у нас действует презумпция согласия отдать свои органы на донорство в случае смерти. Но родственники погибшего могут написать отказ, и тогда врачи не имеют права забирать органы. Отдать свои органы человеку, чью жизнь можно спасти, — нормально, этого не надо бояться. Распространению негативного образа донорства во многом способствуют СМИ. Несколько лет назад средства массовой информации раздули истерику вокруг 20‑й Городской больницы в Москве о незаконном заборе органов. По итогам следствия врачи были полностью оправданы. Однако пресса осветила лишь начало истории, конец им был уже не интересен. Из-за волны негативных публикаций в СМИ в обществе сложилось отрицательное отношение к врачам и донорским органам как таковым. Из-за этого умирают многие молодые ребята и девчонки с больными почками, печенью, которых можно было бы спасти. Поэтому одной из своих задач мы с коллегами ставим пропаганду органного донорства: люди должны понимать истинное значение ­трансплантации.

 

КС: Евгений Евгеньевич, можно личный вопрос? Мне искренне интересно, как у Вас хватает времени на все Ваши проекты и их реализацию? Вы успеваете ­отдохнуть?

Евгений: Может показаться, что для того, чтобы достичь таких результатов, нужно спать, как Наполеон, — по три часа в сутки. На самом деле я люблю поспать. По выходным езжу на дачу — работа на дачном участке доставляет мне большое удовольствие. Участвовать в стольких проектах мне помогают мои коллеги-­единомышленники.

 

КС: Наш номер посвящен высокому классу в работе, в жизни. Что для Вас является показателем высокого ­класса?

Евгений: Для меня признание коллег — это показатель того, что ты занимаешься своим делом и делаешь это хорошо. Лучший критерий высокого класса — когда в твое отсутствие коллеги говорят, что ты профессионал и классно делаешь свою работу. Но я убежден, что невозможно объять необъятное. Каждый человек должен быть специалистом в своем направлении. Когда по прошествии нескольких лет работы у тебя появляются ученики, которые преданы тебе, которые чтят тебя как своего учителя, наставника, — это действительно высокий класс в работе. И, пожалуй, самой высокой оценкой того, что ты стал профессионалом своего дела, будет признание твоих успехов учителем. Мне очень приятно, когда мой учитель, мой шеф, приходит ко мне посоветоваться и поговорить на ­равных.