Слишком много аптек

Когда смотришь статистику столетней давности, убеждаешься, что подданные Российской империи в целом не были избалованы аптечными товарами и услугами. Например, в большой Санкт-Петербургской губернии с населением более 3,1 млн человек в 1914 г. было всего 215 аптек. В Московской, с ее 3,6 млн жителей, число аптечных единиц равнялось 160.

Аптечное изобилие

В постсоветский период эти ограничения действовать перестали. С тех пор российская лекарственная отрасль пережила довольно длительный период бурного роста. Цифры, которые привела министр здравоохранения Вероника Скворцова в начале своего доклада на заседании президиума Правительства РФ 21 ноября, во многом достигнуты благодаря умножению аптек: за последние 15 лет наш фармацевтический рынок в денежном выражении вырос более чем в 4 раза и оценивается в 2012 г. в 773 млрд руб. (из них 485,3 млрд руб. — негосударственный сегмент). Несмотря на то что речь идет о лекарствах, то есть продуктах, которые нужны человеку в основном в случае болезни, такой рост, безусловно, положительное явление, поскольку свидетельствует об улучшении лекарственного обеспечения в ­целом.

 

Заседание президиума Правительства, о котором идет речь, было посвящено развитию конкуренции на фармацевтическом рынке. По выступлению министра можно сделать вывод, что лекарственное и аптечное изобилие в России (пришедшее на смену хроническому советскому дефициту) уже превысило оптимальные величины. «Огромное количество зарегистрированных лекарственных средств» и «огромное количество хозяйствующих субъектов, секторов производства и распределения» названы в докладе особенностью отечественного фармацевтического рынка на текущий ­момент.

 

В частности, была озвучена статистика насыщенности отрасли объектами фармритейла. Согласно докладу, в РФ на одну аптечную организацию приходится в среднем 1450 жителей, а за рубежом этот показатель в 2–5 раз выше; например, в Германии — 3,9 тыс. жителей, в США — 4,5 тыс. и т. ­д.

 

Минусы пресыщения

Огласив эти цифры, министр представила участникам заседания свой первоначальный вывод: в стране нет дефицита аптек, более того, наблюдается превышение их оптимального количества. Последствием этого переизбытка для конкурентной среды становится снижение рентабельности отдельных аптечных единиц. А оно, в свою очередь, оборачивается ухудшением качества фармацевтической помощи, в частности, минимизацией ее консультационной составляющей, уменьшением доли производственных ­аптек.

 

Интересно, что среди последствий переизбытка было названо и «формирование аптечных сетей». Министр также отметила, что отдельные проявления деятельности крупных сетей и вертикально интегрированных фармацевтических структур неблагоприятны для конкурентной среды. Среди таковых она назвала плату за вход в аптечную сеть для производителей, приоритетное продвижение собственных торговых марок, ценовой ­демпинг.

 

Обычно дельный доклад звучит довольно прозаично. Слушая или читая эту, казалось бы, скучную прозу отрасли, можно потерять внимание и пропустить самый важный момент. Так, «убаюканные» тишиной театрального зала, мы порой теряем концентрацию и пропускаем неожиданную реплику или выход великого артиста. А на футбольном стадионе, увлекшись наблюдением людской волны, накатывающей по трибунам, «зеваем» дальний удар и гол, которому не будет ­повторения.

 

Также обстоит дело и с прослушиванием (чтением) правительственного, делового или научного доклада. Если потерять концентрацию, то можно и не выделить среди общей череды сведений наиболее важные, являющиеся новшеством. Хотелось бы особо отметить, что тезис о превышении оптимального количества аптечных организаций, пожалуй, впервые прозвучал на столь высоком уровне. И можно предположить, что одним выражением мнения дело не ­ограничится.

Опыт зарубежных коллег

Чтобы привести российское аптечное множество к оптимальному количеству, надо для начала это количество подсчитать. Полезно в связи с этим изучить ограничители, действующие за рубежом. В Бельгии и Франции, например, планка составляет не менее 2500 жителей на аптеку, в Испании — 2800, Эстонии — 3000, Португалии — 3500, Италии — 4000, Венгрии, Словакии и Люксембурге — 5000. Это минимальные показатели; в зависимости от величины населенного пункта ограничивающие цифры могут быть и выше. Среднеевропейское соотношение числа жителей на одну аптеку (около 3250) также может служить для нас ориентиром. В большинстве перечисленных государств регулируются и межаптечные расстояния: Италия — не меньше 200 м, Испания — 250, Венгрия — 275, Португалия — 350, Словакия — 400.

 

Учитывая опыт этих стран, можно выработать отечественные показатели для мегаполисов, небольших городов, сельской местности и утвердить их законодательно. «Мы неоднократно предлагали вернуться к нормированию расстояния между аптеками, — напоминает Елена Неволина, исполнительный директор некоммерческого партнерства содействия развитию аптечной отрасли «Аптечная гильдия». — Однако против этого выступала Федеральная антимонопольная служба, полагающая, что в рыночных условиях этого делать нельзя. Тогда закономерно возникает вопрос: а разве в Европе не рыночные отношения?».

 

Елена Неволина обращает внимание на то, что в странах ЕС не только регулируются межаптечные расстояния, но и часы работы нужно согласовывать с местными властями. Они не допустят того, чтобы несколько аптек одновременно работали круглосуточно или в выходные/праздничные дни. «С точки зрения заботы о рентабельности фармритейла и оздоровления конкурентной среды это весьма действенно», — заключает исполнительный директор одной из крупнейших отраслевых ­ассоциаций.

 

 

Профессиональная монополия

В стремлении уменьшить избыточное число участников фармритейла можно действовать и более естественным, щадящим образом, а именно: остановить выдачу новых лицензий в тех географических зонах, где аптечная плотность превышена, и дожидаться неприну́жденного ее уменьшения. Кто‑то уйдет «из рядов» сам, вследствие добровольного сворачивания деловой ­активности.

 

Причины тому могут быть разные: возраст, переезд на другое место жительства, убытки предприятия вследствие снижения его рентабельности в чрезмерно конкурентной среде и т. д. Не исключена и убыль участников за счет «рутинного», а не массового аннулирования лицензий. Понемногу количество аптек оптимизируется естественным путем, правда, на это может уйти немало ­лет.

 

Хороший доктор лечит не болезнь, а человека, то есть принимает во внимание совокупность факторов, сопровождающих состояние своего подопечного. Также и проблему оптимального числа аптек нельзя отделить от всего остального, что составляет жизнь аптечной системы, и «врачевать» изолированно. Поясню свою мысль на одном примере, обратившись к зарубежному ­опыту.

 

Можно заметить, что среди тех европейских государств, в которых количество аптечных объектов и расстояние между ними регулируются, преобладают страны с профессиональной монополией. Во Франции, Италии, Испании, Люксембурге, Словакии и т. д. владеть аптекой может только фармацевт. В Португалии нефармацевтам разрешается иметь в собственности не более четырех ­аптек.

 

И, наоборот, среди членов ЕС, не ограничивающих число аптек демографическими и географическими показателями, страны, запрещающие непрофессионалам открывать и приобретать аптеки, составляют меньшинство. «Чужое владение» запрещено в Германии, Дании, Финляндии, но разрешено в Великобритании, Ирландии, Чехии, Нидерландах, Норвегии, Швейцарии, ­Исландии.

 

Это наблюдение неслучайно. Регуляторы многих европейских государств защищают аптечную практику от чрезмерного участия тех, кто не имеет фармацевтического диплома и способен превратить ее в just business. Другим инструментом «сдерживания» числа аптек является запрет или ограничение множественного владения. Например, в Италии, Испании, Люксембурге и т. д. одному фармацевту может принадлежать всего одна аптека. Не так давно принцип «1–1» действовал также в Германии и Португалии, но в последние годы их законодатели пересмотрели это строгое условие, допустив до 3–4 аптек «в одни ­руки».

Выбор модели

Превышение оптимального числа участников фармритейла на российском лекарственном рынке действительно имеет место, и отрицательные последствия от пресыщения налицо. Этот тезис доклада, на мой взгляд, абсолютно верен. Вопрос в том, какие меры исправления ситуации и дальнейшего ее регулирования «в штатном режиме» будут избраны. Велосипед здесь придумать трудно — инструменты оптимизации известны по опыту европейских ­коллег.

Заметим, что не все они регулируют собственное аптечное множество с использованием демографических и географических показателей. Например, в Германии, «стране аптекарей», этот метод не применяют, считая достаточными запрет на «чужое владение» и ограничение числа аптек в собственности одного фармацевта, которое к тому же недавно было ослаблено. В других моделях аптечного устройства — например, британской — нет и таких ­преград.

 

У каждой модели свои достижения и аргументы, но и свои «слабые места». В Италии, например, фиксируются рекордные показатели рентабельности аптечных предприятий (до 15 %), что неудивительно, ведь каждому из них гарантированно 4–5 тыс. покупателей. Но слишком теплое место под солнцем — тем более аппенинским — расслабляет, позволяя меньше заботиться о качестве ­сервиса.

 

Германская же модель аптечного устройства, которая иногда представляется золотой серединой между итальянской и британской «крайностями», с завидным постоянством демонстрирует лучшие в Европе показатели роста. По данным аналитической компании IMS Health, в 12‑месячный период до августа 2013 г. фармрозница Германии выросла на 2 %, тогда как итальянская и британская на такую же величину ушли в ­минус.

 

Эти цифры красноречивы, но недостаточны. Компетентные выводы можно сделать на основе комплексного сравнения всех показателей различных моделей. Лишь после этого конкурентной среде нашей аптечной системы можно рекомендовать лекарство, обязательно комбинированное. Если же будет прописано только одно «действующее вещество», направленное на устранение явления, а не оптимизацию организма в целом, нельзя исключить, что это лекарство окажется не лучше ­«болезни».