18+

Наталья Картина

Наталья Картина

Наталья Картина

«Я выбрала кардиологию, поскольку считаю ее квинтэссенцией терапии»

КС: Наталья Прокопьевна, почему среди медицинских специальностей вас привлекла именно ­кардиология?

Наталья: Мне всегда нравилось работать больше головой, чем руками. Первоначально выбор пал на терапию, но она слишком широка, и быть хорошим специалистом сразу во всех ее ответвлениях невозможно. Я выбрала для себя кардиологию, поскольку считаю ее квинтэссенцией терапии. Именно в этой сфере, как известно, самый высокий процент острых ­патологий.

Досье КС

Наталья Картина

Город: Красноярск

Должность: врач-кардиолог, врач функциональной диагностики медицинского центра «Реновацио»

КС: Медицинское образование требует от студента больших усилий и основательной погруженности в учебный процесс. Удавалось ли вам в студенческие годы находить время на танцы и ­свидания?

Наталья: Времени на обычную юношескую жизнь всегда хватало. Сессии сдавались легко, на отлично, и студенческий период был кипучим. Единственным сложным этапом я считаю вступительные экзамены. До сих пор вспоминаю, как сдавала физику. Я ждала своей очереди, наблюдала, как некоторых абитуриентов откровенно «вытягивают», и почти не сомневалась в успехе. Каково же было мое удивление, когда экзаменаторы стали меня «валить» буквально на ровном месте. В определенный момент мне пришлось даже поспорить с ними, отстаивая правильность своего ответа. К счастью, моя «битва за справедливость» закончилась успешно — я поступила на лечебный ­факультет.

КС: Как получилось, что после Красноярской медакадемии вы проходили интернатуру в Хакасии, в Абаканской ­больнице?

Наталья: Я попала в Хакасию по распределению. В Абаканской областной больнице главврачом в то время была Галина Яковлевна Ремишевская — выдающийся организатор и просто замечательный человек. Кстати, сейчас Хакасская республиканская больница носит ее ­имя.

Галина Яковлевна собрала под одной крышей первоклассные кадры. У нас работали врачи из Новосибирска, Томска, Красноярска, Кемерово, Барнаула, Москвы, Ленинграда, в общем, отовсюду — вот такой «интернациональный» состав. Юлия Александровна Лощенко заведовала тогда отделением кардиологии, это женщина великой культуры, редкой интеллигентности и профессиональной грамотности. Даже атмосфера в ее отделении, казалось, была какой‑то особенной. Часто врачи собирались командой, если необходимо было обсудить какие‑то сложные ­случаи.С педагогами, наставниками мне по жизни везло всегда — я говорю и об абаканской интернатуре, и о медакадемии, и о московской ­ординатуре.

КС: Во время московской ординатуры вашим наставником был Виктор Алексеевич Люсов, главный кардиолог России. Как вам работалось под началом такого ­мэтра?

Наталья: Когда я приехала в Москву, встал вопрос о том, продолжать ли кардиологическую тему или посмотреть другие специальности. Я решила расширить профессиональный кругозор и пойти по линии терапии (впрочем, на кафедре Люсова основной упор всё равно делали на ­кардиологию).

Кафедра эта считалась на тот момент лучшей в Москве. Она была основана на базе великолепно оснащенной Городской клинической больницы № 15 им. О. М. Филатова. Подходы так называемой персонифицированной медицины, о которой сейчас начинают говорить, практиковались у Виктора Алексеевича уже тогда. На кафедре Люсова считалось, что, работая с какой‑то одной «ведущей патологией больного», надо анализировать проблему под разными углами — это значительно развивает клиническое мышление. Теперь, принимая пациентов, я замечаю в себе люсовские «ростки»: всегда стараюсь выявлять сопутствующие сердечно-сосудистым недугам патологии и выстраивать причинно-следственные связи, потому что всё в организме ­взаимосвязано.

КС: А как выглядело лечение больных в ваш «ординаторский ­период»?

Наталья: В скоропомощной городской больнице №15 максимально быстрое полное обследование и соответствующее лечение начинало оказываться еще в приемном отделении, далее — интенсивно в соответствующем отделении. Это позволяло существенно сократить «койкодень» (время пребывания в стационаре) по сравнению с общепринятыми тогда нормами по ­стране.

Картина2.png

Люсовская школа и организация работы 15‑й ГКБ, на мой взгляд, по своей концепции во многом предвосхитили тенденции российской медицины ХХI века.

КС: Вы провели в Москве несколько лет, но потом всё же решили вернуться в родной Красноярск — ­почему?

Наталья: Первоначально я не собиралась возвращаться. В те времена различия между столичной жизнью и провинциальной действительно сильно ощущались (это сейчас они, как мне кажется, сгладились). Мы были молоды, и нам нравилась московская динамичность. Но когда у нас с супругом родилась дочь и жизнь вошла в ритм «дом-работа-дом», выяснилось, что никакой особой разницы между Москвой и Красноярском нет. Более того, чаша весов стала склоняться в сторону Красноярска, ведь там были родители, которые всегда могли подстраховать, посидеть с ребенком. Семейные тылы — немаловажный фактор, так что мы решили вернуться ­обратно.

КС: В 2010–2011 годах вы работали в русско-американском центре «Медюнион» — расскажите, пожалуйста, об этом эпизоде своей медицинской ­биографии.

Наталья: Это была одна из первых коммерческих клиник Красноярска, где применялись общемировые подходы в медицине. Именно в «Медюнионе» я впервые столкнулась с такой вещью, как электронная история ­болезни.Вообще, сам медцентр создавался по европейскому шаблону: там, например, не было кабинетов, закрепленных за конкретными врачами (что характерно для российских клиник). Медики не были привязаны к какому‑то определенному помещению: в каждом кабинете находился компьютер, оборудование, и можно было работать в любой ­комнате.

Формат регистратуры сильно отличался от общепринятых тогда: там не было пресловутых амбулаторных карт, и, соответственно, нечему было «теряться» — это, конечно, тоже улучшало атмосферу ­клиники.

КС: После возвращения в Красноярск у вас уже не возникало мысли о строительстве карьеры в каком‑то другом городе (а может, даже другой ­стране)?

Наталья: Такие мысли возникали: на каком‑то этапе я собиралась уехать в Чехию. Благодаря работе в «Медюнионе» я имела представление о том, как функционируют иностранные клиники, так что была в себе уверена. Но в итоге моя эмиграция оказалась ­кратковременной.

Вначале мне очень понравилось в Чехии, к тому же меня без особых проблем взяли на работу — в Карловых Варах нужны русские врачи. Это город-курорт мирового уровня, там великолепные целебные источники и множество санаториев, уютная атмосфера — в общем, «сказка», как говорят мои пациенты, которые могут позволить себе туда ездить на ­лечение.КС: Как развивались события во время этой короткой ­эмиграции?

Наталья: Меня пригласили в «СПА Ресорт Сан-Суси» (SPA Resort Sanssouci). Я была в полном восторге, уже вовсю оформлялись документы… Но перед тем как окончательно поселиться в Чехии, я решила ощутить жизнь в другой стране изнутри. Уже сдав документы в Министерство здравоохранения Чешской республики, я приехала в санаторий «Сан-Суси» инкогнито, стала наблюдать за происходящим, «примерять» на себя обстановку не только в курортной зоне, но и вне ее. Довольно быстро я поняла, что европейская жизнь ничем не лучше российской, она просто ­другая.

«Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстояньи» — прав был Есенин. И я рада, что в итоге пришла к пониманию дома, России, нашей медицины (хотя все это любят ругать, вероятно, просто не зная ­другого).

КС: Сейчас вы являетесь кардиологом, врачом функциональной диагностики в медицинском центре «Реновацио»: что в вашей нынешней работе нравится больше всего, а что хотелось бы ­изменить?

Наталья: Нынешнее место работы мне нравится настолько, что рассуждения на тему «хочется что‑то поменять» кажутся неуместными. Могу сказать, что «Реновацио» — это своего рода маленькая Чехия у меня дома (ну, или любая другая европейская страна). У нас замечательный главврач Виктор Парилов, профессор стоматологии, доктор медицинских наук, стоматолог-хирург, имплантолог, ортопед. он довольно часто бывает в Германии, так что поддержание европейского качества обследования и лечения стало центральным принципом ­«Реновацио».

Первоначально клиника была представлена двумя направлениями — стоматологией и пластической хирургией. Отделение общей и восстановительной медицины (поликлиника) создавалось как некий «прицеп», чтобы пациенты могли, например, полноценно обследоваться перед хирургическим вмешательством и прийти в себя после него. И кардиолог там присутствовал как консультант перед операциями и после них. К нему обращались, если была такая необходимость — как и к другим «узким» специалистам (поэтому многие врачи были ­совместителями).

КС: Очевидно, со временем ваше отделение набрало ­силу?

Наталья: Да, и на сегодняшний день, по отзывам многих пациентов, оно одно из лучших в ­городе.В большинстве отечественных клиник можно увидеть следующую картину: автономно работают врач-кардиолог, врач функцио-нальной диагностики и медсестра функциональной диагностики. За рубежом врач занимается сразу всем. Подобный принцип «целостности» применяется и в ­«Реновацио».

Когда ко мне приходит пациент, я осматриваю его, тут же — при показаниях — сама делаю и расшифровываю ЭКГ, устанавливаю аппараты холтеровского мониторирования ЭКГ или суточного мониторирования АД, делаю ЭхоКГ. На основании полученных данных даю заключение и рекомендации по лечению, и — если нужно — назначаю дополнительные исследования. Могу направить к кардиохирургу в Федеральный центр сердечно-сосудистой хирургии г. Красноярска или к другим специалистам: неврологу, гастроэнтерологу, психотерапевту и т. ­д.

КС: Судя по всему, при таком подходе ваши пациенты только ­выигрывают?

Картина3.png

Наталья: Разумеется, это удобно для пациента: ему не нужно тратить массу времени на походы по врачам, ведь он в одном месте получает ответы сразу на многие вопросы. Функциональная диагностика в отрыве от врача-клинициста порой ­неинформативна.

Было время, когда я в течение восьми месяцев занималась исключительно функциональной диагностикой — дольше просто не выдержала: поняла, что трактовать ЭКГ, не видя пациента, иногда просто некорректно. Например, встречаются ситуации, когда ЭКГ показывает подозрение на инфаркт миокарда, но в реальности его нет — у человека другое заболевание сердца (причем не острое) или просто своеобразная позиция сердца (хотя такое бывает редко).

КС: Часто ли в вашей практике случалась такая ситуация: приходит человек, ни на что не жалуется, а во время обследования выясняется, что у него серьезные ­патологии?

Наталья: Те, кто считает себя здоровым, редко ходят по врачам, так что подобные эпизоды не слишком распространены, но все‑таки ­случаются.

Здесь могу вспомнить показательную историю. Я осматривала молодую женщину, абсолютно уверенную в своем здоровье. Она решила родить ребенка, используя метод искусственного оплодотворения, и перед этой процедурой в числе прочего проверяла состояние сердечно-сосудистой системы. Жалоб у нее не было, но результаты ЭКГ и остальных видов обследования оказались неутешительными: выяснилось, что у нее грубая патология, которая может привести к внезапной смерти. Так что я срочно отправила молодую женщину на вынужденную операцию на сердце, а ведь о своем недуге, грозящем бедой, пациентка узнала «между делом». Надо добавить, что она сначала восприняла сообщение в штыки, а потом была ­благодарна.

КС: Насколько для вас психологически тяжело сообщать пациентам о плохих результатах ­обследования?Наталья: Я не могу сказать, что для меня это такой уж трагичный момент. Более того, обнаружение неполадок на моих обследованиях — это в какой‑то мере даже положительное явление. Найдена причина плохого самочувствия, есть возможность всё исправить и вернуть организм в ­норму.

Зато заниматься онкологическими больными я бы точно не смогла: вот где психологический прессинг для медика по‑настоящему мощный. А я, как правило, работаю с относительно благополучными пациентами, находящимися на том этапе, когда самое страшное еще не произошло, и это «страшное» вполне можно ­предотвратить.

КС: В последнее время совершенно разные по форме недомогания врачи списывают на вегето-сосудистую дистонию? Насколько это оправданно, на ваш ­взгляд?

Наталья: Вегето-сосудистая дистония — это яма, куда сбрасывают неясные диагнозы: часто такой вердикт говорит о том, что пациента просто недостаточно обследовали. ВСД — это следствие, а значит, надо искать причину, искать ­истину.

Бывает, что у ВСД исключительно психологическая подоплека: пациенты с этой формой заболевания тревожны, мнительны, по натуре своей склонны к депрессивным состояниям. Таким людям необходимо прежде всего изменить точку зрения на проблему — часто для этого требуется основательная работа в паре с психологом или ­психотерапевтом.

КС: В чем, по‑вашему, беспроигрышный рецепт хорошего ­самочувствия?

Наталья: Всё просто — нужно превратить здоровый образ жизни в привычку.Я знаю немало случаев, когда у человека была практически безупречная наследственность, однако она не помешала ему отправиться на тот свет в молодом возрасте — раньше родителей. Когда люди много едят, мало двигаются, курят, часто выпивают на фоне хронических стрессов, которых сейчас у всех предостаточно, они подвергают сердечно-сосудистую систему колоссальным перегрузкам, и сердце быстро ­изнашивается.

Бывает иначе: у пациента в семье сплошные сердечники, но сам он, вовремя взявшись за голову и изменив свои привычки, живет вполне здоровым человеком. Иногда я встречаю бывших пациентов и не могу их узнать: стройные, похудевшие на несколько десятков килограммов, они уже не выглядят как потенциальные жертвы сердечного ­приступа.

КС: Наверное, одна из самых актуальных тем последних месяцев — экономический кризис в стране. Как, по‑вашему, он скажется на самочувствии людей — не пошатнется ли сердечное здоровье ­населения?

Наталья: Мне кажется, в России давно привыкли к кризису как к перманентному явлению. Так что никого этим уже не напугаешь. В основном о кризисе говорят по телевизору, заставляя людей паниковать. Но стоит отвлечься от этих «печальных сводок», и ты сразу понимаешь, что мир не рухнул, и можно жить ­дальше.

Если говорить лично обо мне, то никакой разницы между тем годом и этим я не чувствую. Вообще, в России врачи никогда особенно не шиковали, поэтому жизнь как была в режиме экономии, так и продолжается. Правда, цены в магазинах не внушают оптимизма, в частности, на овощи-фрукты. Но сейчас не сезон, так что их польза ­спорная.

КС: Я знаю, что вы любите ездить по миру, и, наверное, никакому кризису не отнять у вас этого увлечения. Расскажите о том, какое место в вашей жизни занимают ­путешествия?

Наталья: Мне нравится узнавать новое, открывать жизнь с неожиданной стороны, а путешествия, по‑моему, это лучший способ постижения мира. Я много ездила по Европе, по Азии тоже, но меньше. А еще я немало путешествий совершила по России, причем не только в качестве рядового туриста, но и как ­гид.

КС: Как вы стали ­гидом?

Наталья: Всё началось более чем прозаично. Когда я получила свою первую зарплату в Абаканской больнице, то поняла, что на нее прожить невозможно. Надо было как‑то решать проблему: в течение года я работала на полторы ставки, брала дежурства… Вы, вероятно, слышали врачебный анекдот о том, что на ставку есть нечего, а на две — некогда. Так оно и было, поэтому пришлось искать альтернативный ­выход.

И я его нашла — устроилась в бюро путешествий и экскурсий, стала работать гидом по выходным дням. Так я обрела баланс: не было эмоционального выгорания в больнице, и, кроме того, появилась масса новой, интересной информации. Я стала регулярно ездить с группами по Абакану, в Шушенское «по ленинские местам», на Саяно-Шушенскую ГЭС, еще я возила людей в Дивногорск, Красноярск, Ангарск и другие ­города.

КС: Насколько мне известно, вы даже получили второе высшее образование в сфере ­туризма?

Наталья: Да, я обучилась на руководителя туристических групп и практически каждый свой отпуск стала проводить вместе с «экскурсантами». Так что у меня получались весьма оригинальные каникулы — нечто среднее между отдыхом и ­работой.

В общем‑то, путешествия давно стали для меня областью профессионального интереса. Я теперь не люблю ходить на чужие экскурсии — сразу вижу промахи гида, а вот самостоятельно разрабатывать маршруты — другое ­дело.

КС: Ваш пример ­заразителен!

Наталья: Это точно. К туристической «независимости» я и дочь приучила. Когда мы ездили с ней в Барселону, она уже сама выбирала по Интернету гостиницу, планировала полеты и так ­далее.

Кстати, даже в чужих странах мы стараемся не ходить по экскурсиям, а изучать «живую жизнь». На самом деле в Европе за фасадными видами «как на открытке» скрывается та же человеческая неустроенность. Я давно развеяла для себя миф о благополучном Западе, и с тех пор еще больше ценю моменты возвращения в родной ­город.

3049 просмотров

Поделиться ссылкой с друзьями ВКонтакте Одноклассники

Нашли ошибку? Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.