Виктор Дробыш

Продюсер — несомненно, самая одиозная профессия в шоу-бизнесе. Ведь считается, что именно они делают звезд из никому не известных людей и распахивают перед ними двери в мир денег и ­славы.

 

До встречи с Виктором Дробышем я, как и многие мои коллеги, воспринимал продюсеров как богоподобных существ, решающих, что будет слушать страна в ближайшие полгода, на кого будут равняться старшеклассницы и о ком будут «судачить» в общественном транспорте. В общем, я готовил себя к встрече с человеком, который ежедневно просматривает добрую тысячу поющих дарований, выбирая из них лишь одного, который обречен на долгие месяцы прослушиваний и занятий с «сэнсэем». Поэтому интервью с Виктором Яковлевичем стало для меня настоящим событием — не каждый день удается поговорить с настоящим профессионалом своего ­дела.

 

КС: Виктор, нужно ли обладать какими‑то особыми талантами, чтобы стать успешным ­продюсером?

Виктор Дробыш: Рахманинов говорил: «Талант — это 99 % работы». Продюсерство — это совокупность опыта, знаний, таланта. Ты берешь на себя ответственность за судьбы других людей. И я считаю, что только «высококлассный» человек может это делать. В противном случае это ­шарлатанство.

 

КС: Сразу же хочется спросить: а что значит ­«высококлассный»?

Виктор Дробыш: Высокий класс, по моему мнению, это уровень соответствия своей профессии или тому, чем ты занимаешься. Всё надо делать талантливо или не браться за это вовсе, чтобы не выглядеть смешно. Вот я всегда себе говорю: главное — не начать петь! Нужно делать то, что мне дал Бог, чему я ­учился.

 

КС: Хорошо, а есть ли на российской эстраде исполнители, демонстрирующие высокий ­класс?

Виктор Дробыш: На мой взгляд, это Григорий Лепс, Елена Ваенга, Валерия, Кристина Орбакайте. Люди, которые шли к этому долго. Ведь слава — это не показы по телевидению. На мой взгляд, сегодня 90 % людей, которых показывают по телевидению, даже самых веселых, даже самых известных, — это люди, которые не собирают концертные залы. А тех, кто на самом деле обладает популярностью и народной любовью, не так ­много.

 

КС: А кого не хватает нашему шоу-­бизнесу?

Виктор Дробыш: При всей заполненности нашего рынка — нам многого не хватает. У нас, например, нет рока. Если посмотреть номинации «Лучшая рок-группа», то окажется, что за последние годы эту награду передают друг другу «Звери» и «Би-2». А ведь могло бы появиться еще десяток рок-групп — им никто не мешает. Меня часто спрашивают: «Зачем нам еще один певец?». Так вот: певцов может быть сколько угодно — нужны ­личности.

 

КС: В последнее время в России, да и в мире, очень популярны телепроекты, где участники демонстрируют свои вокальные таланты. Можно ли найти будущих звёзд на таких шоу, как «Голос» или «Битва ­хоров»?

Виктор Дробыш: Мне кажется, что «Голос» — это праздник для людей из караоке. Мне очень нравится этот проект, но это караоке. По-моему, судьи, сидящие спиной, никогда бы не выбрали ни Лепса, ни Стаса Михайлова, ни Ваенгу, Кристина Орбакайте и Ёлка точно бы не прошли. Проходят туда только горлопаны, в хорошем смысле слова. Но голосом еще нужно научиться делать что‑то, что будет отличать тебя от всех остальных. Важно суметь сделать так, чтобы человек, который тебя слушает в зале, взял и заплакал. Вот Ваенга так может! Голос — это просто инструмент, который помогает передавать эмоции. Так что проект «Голос», конечно, красивый, но победа в нем еще не гарантирует успеха в шоу-бизнесе. Что касается «Битвы хоров», я очень скептически относился к этому проекту. Я ненавижу хоры и всё, что с ними связано, — это у меня еще с музыкальной школы. И вообще, если я слышу хор по телевидению, то у меня ощущение, что либо Брежнев умер, либо показывают концерт ко Дню милиции образца 1983 года. Но когда я увидел, как это сделано, как это преподносится и какая идея за этим стоит, то мне очень понравилось! Рейтинг у проекта был очень высокий, вся страна объединилась в одном порыве. Это ­здорово!

 

КС: Говоря о голосе и вокальных данных, нельзя не вспомнить про «фонограммные» скандалы. Как Вы относитесь к артистам, которые выступают под ­фонограмму?

Виктор Дробыш: Все борцы с фонограммой — это люди, которым просто делать нечего! Я считаю, что любой уважающий себя артист должен уметь петь вживую, но если есть коллеги, которые хотят петь под фонограмму, — пускай поют! Ведь все равно люди на них придут! Даже если на афише напишешь, что артист поет под ­фонограмму.

 

КС: Почему российская музыка не пользуется успехом на ­Западе?

Виктор Дробыш: Здесь всё просто. Если ты работаешь в Финляндии или Швейцарии, то любой проект ты задумываешь как мировой. Потому что твоя страна… ну как она тебя прокормит? Поэтому, сидя в своей маленькой европейской стране, ты должен думать об успехе мировом. В противном случае тебе не хватит на красивую жизнь. В России же, исходя из населения и территории, можно, в принципе, думать только о своем народе и всю жизнь кататься по кругу от Калининграда до Владивостока. И я понимаю людей, которые не пытаются пробиться на Запад. Потому что нет такой жесткой потребности! Достаточно думать о популярности здесь, и можно безо всякого Запада жить красиво. Тем более многие попытки заканчиваются неудачно, они несут за собой, в первую очередь, финансовые потери, а во‑вторых, свой же народ начинает потихоньку от тебя отворачиваться. Из-за английского языка в том числе. Билан, например, после яркой победы на Евровидении зачем‑то поехал в Майами и начал делать эти «Oh, Yeah! Baby, baby!». А это всё ни здесь, ни там никому не нужно — ­провал.

 

КС: Хорошо, наши звезды на Западе не нужны — там своих однодневок полно! Но ведь кто‑то должен и там показывать высший ­класс?

Виктор Дробыш: Эх, прошло время Queen, Pink Floyd… Я помню, когда в стране появились первые джинсы. После первой стирки они были такими жесткими, что их можно было ставить. Через год они чуть вытирались, а через два еще немного, потом приходилось даже специально кирпичом дотирать. Смысл был в том, что джинсы покупаешь на много лет. То же самое было и с музыкой. Сейчас же всё становится каким‑то одноразовым: одежда, машины, музыка… Это такая жизнь. Возьмите музыкальных героев 2000‑х: они появлялись и пропадали. Кто‑то пропадал насовсем, кто‑то уходил из категории А в категорию Б — менял стадионы на клубы. Вся новая музыка сегодня имеет очень непродолжительную ­жизнь.

 

КС: Что Вас вдохновляет и что Вы ставите своей целью как продюсер и ­композитор?

Виктор Дробыш: Я считаю, моя основная задача — найти, нащупать какую‑то струнку, которая бы цепляла людей и что‑то из них выдергивала. Помните песню Славы «Одиночество»? Первые женские реакции были примерно такие: «Я хотела чуть ли не самоубийством покончить, когда меня Коля бросил, а потом послушала песню и сказала: "Ну я ему еще покажу!"». Это большая удача, когда люди начинают воспринимать песню как эпизод своей жизни. Они эту песню запускают внутрь себя. Как «Часики» Валерии, как «Я не отдам тебя никому» Кристины Орбакайте. Или как Лепс с Пьехой, которые спели: «Она не твоя». Мне потом приятель звонил и говорил: «Ах ты, сволочь, ты же знаешь мою жизнь! Что же ты ее всю напоказ, наизнанку!». А я о нем даже не думал, это просто собирательный образ. Есть много взрослых дяденек с деньгами, молодых мальчиков и женщин, которые не могут разобраться: любовь или деньги. И каждый думает, что песня — про него. И если я в год хотя бы одну такую песню напишу — можно считать, что я не зря тут сижу и даю вам ­интервью.