Катрен СтильБез вины виноватые
Психолог Светлана Мерченко о чувстве вины: зачем мы носим его с собой и передаем своим детям
Досье КС
Светлана Мерченко (Новосибирск) — практикующий психолог, специалист в области детско-родительских отношений, бизнес-тренер и многодетная мама..
Чувство вины — одно из самых тяжелых переживаний. Некоторым оно слишком хорошо знакомо с самого детства, когда ощущение «я виноват, все беды из‑за меня» преследует всю жизнь. Кто‑то, напротив, живет под девизом «я никому ничего не должен», и чувство вины ему вроде и неведомо. Иногда это чувство мы получаем по наследству от родителей и зачем‑то передаем дальше своим детям. Любому хочется быстрее избавиться от этой тяжести, чувства вины, сбросить с себя ненужный груз. Но такой ли он однозначно ненужный? Как и вся наша жизнь, это чувство многосторонний феномен, и его нельзя отнести к разряду чувств-паразитов, которые нуждаются в непременном изгнании из нашей жизни. Как избавиться от чувства вины и нужно ли вообще это делать?
«Что ты делаешь? Как тебе не стыдно? Совсем совести нет!» — возмущаемся мы в ответ на неблаговидный поступок с чьей‑либо стороны. Однако совесть или, говоря психоаналитическим языком, — суперэго, явление не врожденное. Оно формируется у ребенка под влиянием близких людей приблизительно с двух до семи лет. Совесть — это такой свод правил и законов о том, как следует жить и поступать человеку, чтобы быть принятым в обществе, в конкретной семье. Это все наши глобальные и бытовые «можно», «нельзя» и «надо». Если малыш начинает бить кошку, других ребятишек или взрослых, нормальные родители скажут ему свое строгое: «Нельзя! Бить других не надо!». Даже если кошка терпит, а малыши не особо и пострадали. Потому что ребенку предстоит научиться перестроить свое поведение от единственной до этого мотивации «хочу и буду» в сторону «так ведут себя люди». Отказаться от приятного и знакомого «хочу» в пользу непонятного «так нельзя, не принято» очень не просто. «Я укусил Васю, который потянулся в сторону моей машинки? Не надо было покушаться на мою машинку!» — как бы рассуждает малыш. «Говорят, что Васе больно, он плачет! Вася меня не особо волнует, а вот то, что мама расстроилась, меня несколько беспокоит». Именно ради мамы, папы, близких людей, которые заботятся о малыше и от которых он напрямую зависит, ребенок начинает стараться вести себя цивилизованно.
Поэтому если взрослые сами ведут асоциальный образ жизни, то и ребенку дают соответствующие установки. «Бей своих, чтоб чужие боялись», «Не пойман — не вор», «Моя хата с краю» — чем не руководства к действию? Но всё же большинство родителей учит ребенка гуманным правилам человеческого взаимодействия. И вот, когда эти правила усвоены, когда они становятся для ребенка не просто словами, а как бы записываются на подкорку, в раздел «совесть», только тогда и можно говорить о чувстве вины.
Поступил не по правилам, обидел другого, разрушил отношения, причинил вред, неудобство, ранил чужие чувства — и в ответ наступает чувство вины. Чувство вины как сработавшая сигнализация. Нарушил — не прав — исправь! «Исправь» — это очень важный пункт. Именно возможность исправить свое поведение и наладить разрушенное отличает обычное чувство вины от патологического.
Как можно исправить свою оплошность? Попросить у Васи прощения, предложить на время свою машинку или, на худой конец, совочек. Мир-дружба? Пока ребенок не в состоянии сам мириться, договариваться, извиняться, за него это делают близкие взрослые. «Прости, Вася, пожалуйста! Наш мальчик только учится дружить». Для того чтобы ребенку стало действительно стыдно, нужно дать ему возможность самому прочувствовать результат своих разрушений: «Всё, Вася не играет больше с тобой». Видя такую причинно-следственную связь, ребенок ради сохранения отношений с другими людьми и со своими принципами старается не нарушать важные для него заповеди.
Даже если ребенок однозначно не прав, не надо сразу же кричать, ругать, наказывать. Наказание автоматически снимает чувство вины: «Всё, я в расчете». А если чувство вины так и не наступило, а наказание последовало, то ребенок кроме обиды, никакого урока не извлечет.
Мила (41 год) с удивлением вспоминает свои детские чувства:
«Меня ругали и наказывали довольно часто. Мамины слова о том, что мне должно быть стыдно, я никак не могла соотнести с самим этим чувством. Что такое это "стыдно"? Было ощущение, что ругают меня "ни за что", от скверного характера, потому что не любят. Как ни странно, первый раз я почувствовала стыд во сне, там мне было стыдно за учительницу. Я проснулась и поняла, что теперь я точно знаю, что это за чувство — стыд».
Таким образом, обычное чувство вины имеет конкретную причину, поступок, его вызвавший. Поэтому при определенных усилиях эту тяжесть можно уменьшить или вовсе убрать, сделав на будущее главный вывод: так поступать — не стоит!
Тяжкий груз
Постоянное чувство вины может стать и обузой, камнем на душе, который приходится носить с собой без всякой возможности освободиться. Ты чувствуешь себя виноватым, но просить прощения не у кого. Как уменьшить эту тяжесть и справиться с чувством вины — непонятно. Мне сразу вспоминается главный герой романа «Преступление и наказание» Родион Раскольников с преследующими его переживаниями. Чувство вины давит, не дает наслаждаться жизнью, руководит мыслями и поступками. Преступник, приняв наказание, отчасти избавляется от мучительного чувства вины. А если наказание как таковое невозможно? Или никакого разрушительного поступка не было, а виноватым себя всё равно чувствуешь?
Бывает чувство вины бессознательное, которое мы словно додумываем. Никто не говорил, что ты виноват, ты сам так для себя решил, потому что «не виноват» в свой адрес тоже не слышал. А еще навязанное чувство вины — мощнейшая кнопка для манипуляции. Только намек на то, что ты виноват, — и ты готов сделать для другого всё что угодно, лишь бы это чувство не всплыло из недр души и не припечатало тебя всей своей силой. Чувство вины можно получить по наследству от родителей, взяв их отношение как руководство к действию.
Сначала мама была вечно виноватой непонятно в чем, а потом уже и дети ее ходят с этим грузом. Можно «наградить» им ребенка, ругая и без конца призывая его к совести. А еще есть ужасная ситуация, когда «сам виноват», но главный пострадавший либо ты сам, либо, что еще хуже, — твой близкий. Со всеми этими хитросплетениями по общей схеме разобраться невозможно, ибо каждый конкретный случай состоит из множества тонких индивидуальных чувств и выводов. Разберем несколько жизненных историй.
«Ты сам виноват в своей беде!»
Дима рос обычным советским мальчишкой, играл с друзьями во дворе в «войнушку» и лазил с ними же по стройкам. Ничего необычного, только однажды любопытство на стройке привело к тому, что прямо в руках у семилетнего Димы взорвалось какое‑то устройство, и он лишился нескольких фаланг пальцев. Трагедия. Конечно, мальчик был напуган и чувствовал себя виноватым. Однако уже во взрослом возрасте гораздо больнее физического страдания и страха ранили постоянные слова мамы о том, что он «сам во всем виноват, доигрался, а родители теперь должны работать на его врачей».
Видимо, мама Димы сама была напугана, а возможно, что чувствовала и свою вину за случившееся, но вместо утешения и поддержки могла лишь стыдить сына. Она водила его на консультации к пластическим хирургам, косметологам — лишь бы скрыть появившийся дефект. Именно эти походы были особенно унизительны для ребенка, потому что он чувствовал не просто свою вину, но еще стыд и стеснение за него своей матери. С того происшествия чувство вины стало незаметным спутником ребенка. Он не выглядел ни стеснительным, ни неуверенным в себе, но твердо знал, что «плохой, дефективный», и причину он понимал тоже однозначно — «сам виноват». Это и во взрослом возрасте отражалось на его самооценке, он многого хотел, но боялся: как бы опять чего не вышло, чтобы не столкнуться опять со своим внутренним — «сам виноват».
«Все мои проблемы из‑за тебя!»
Лика так часто слышала эти слова от бабушки, что постепенно поверила в то, что голова у бабушки болит из‑за нее, молоко убегает с плиты тоже из‑за нее, денег нет, опять‑таки, из‑за маленькой Лики.
Так это на самом деле или нет, маленький ребенок понять не может. Он зависим от тех, кто заботится о нем, и за чистую монету принимает все высказывания в свой адрес. Ребенок может критиковать действия взрослых приблизительно с семи лет, а до этого возраста принимает на веру все представления о жизни людей, находящихся рядом. Слова бабушки трансформировались в понимание того, что Лика, как человек, несет своим родным только проблемы, неудобства и ненужные хлопоты. Чувствовать в таком состоянии полноту и радость жизни практически невозможно.
Ребенок пытается восстановить покачнувшийся внутренний баланс, доказывая или заслуживая любовь. Он становится очень простым в управлении. «Лика, ты что, смерти моей желаешь? — любила говорить бабушка. Почему до сих пор уроки не сделаны?». В детстве с Ликой особых проблем не было. Она старалась оправдывать свое существование, была заботлива и непритязательна, чувство долга всегда было на первом месте. Но став взрослой женщиной, поняла, что живя под прицелом «виноватости», никогда толком не знала ни себя настоящую, ни своих истинных желаний. Потом Ликой манипулировал муж, за которого она вышла, полагая, что никто больше ею заинтересоваться не может, а затем и дети. Именно манипуляции дочери-подростка заставили взрослую женщину задуматься: «В чем, собственно говоря, я всю жизнь виновата?»
«Что бы я ни делала — этого недостаточно»
Ольга вообще не подозревала о влиянии чувства вины на ее жизнь. Жизнь у нее была полной и насыщенной — многодетная мать и успешная бизнес-леди, поддерживающая социальных сирот. Олиной энергии и душевности хватало на всех. «Нести добро и помогать людям» — было ее жизненным кредо. Ей было крайне трудно отказывать в помощи. Не то чтобы ее трудами пользовались или ей манипулировали, нет. Однако сколько бы Ольга ни делала, ей казалось, что этого крайне мало и в мире остается масса страданий и несправедливости. Будто она больше других чувствовала чужую боль и видела в этом свою ответственность. Пятеро собственных детей, проект в детском доме, финансирование приюта для животных — но удовлетворенности и тем более «гордости» за себя не было и в помине.
Чувство вины Оли было из разряда детских неосознанных чувств, тянувшихся всю жизнь. Когда маленькой Оле исполнилось три года, у нее родилась младшая сестра. Любовь к младшим братьям-сестрам редко бывает без ноток ревности и ностальгии по тем временам, когда ты был у мамы и папы центром вселенной. И на фоне этих душевных перипетий, свойственных любому ребенку, случилась трагедия — Олина маленькая сестренка неожиданно умерла. Синдром внезапной детской смертности — заснула и больше не проснулась. В семье было горе, что совершенно объяснимо и понятно в данной ситуации.
Виноватых не искали, и Олю никто и никогда ни в чем не обвинял. Но детская психика отличается от психики взрослого, в том числе и силой фантазии. Детский эгоцентризм влияет на то, что ребенок приписывает своей магии самые невероятные события. «Если не моргну минуту, придет мама. Сработало — мама пришла!». Сочетание магического мышления и тайного желания жить без сестры привело к тому, что маленькая Оля на бессознательном уровне назначила себя ответственной за случившуюся трагедию. Она ревновала, и вот он результат — сестра погибла. Ужасный и совершенно неоправданный вывод и в результате груз на всю жизнь.
Осознание этого факта даже для взрослой зрелой Ольги было непростым событием. Зная особенность детской психики во всех событиях винить себя (поругались ли родители, плачет ли мама из‑за сгоревших котлет), родителям важно акцентировать на этом внимание. «Мы поругались с папой по своим причинам. Ты здесь ни при чем». Именно этих вовремя сказанных простых слов: «Ты ни в чем не виновата» — и не хватило Ольге в детстве.
«Всё пошло не по плану»
Для Маши всегда было важно быть хорошей мамой. Она была отличницей в школе и перфекционисткой по жизни. Поэтому она ответственно готовилась к беременности и родам, а потом старательно занималась развитием долгожданного сына. Она не пользовалась услугами няни, чтобы всегда быть с ребенком, не спешила выходить на работу — материнство доставляло ей удовольствие. Маша поняла, что ждет второго ребенка неожиданно, уже находясь на четвертом месяце беременности. Это совсем не входило в ее планы — шок, но Маша с мужем стали готовиться к появлению и этого ребенка. Вторая беременность была совсем другой — незапланированной, напряженной, без прежнего ощущения волшебства и чуда. К этим переживаниям примешивалось предательское чувство вины. Все случилось не по Машиному плану, не так, как хотелось, не идеально. Маша переживала, что разница у деток будет слишком маленькой, что ее любимый сынок слишком рано станет старшим братом. Она по своему опыту знала, каково быть старшей в семье, поэтому меньше всего хотела лишать сына детства. Да и перед будущим ребенком она чувствовала вину: его она ждала не так, как старшего.
Двойное чувство вины — не лучший спутник материнства. После рождения младенца Маша старалась, как могла, разрывалась между старшим и младшим, но постоянно чувствовала себя плохой матерью. Старший сын стал очень капризным и агрессивным по отношению к братику, он всем своим поведением как бы кричал: «За что? Зачем ты его родила?». Агрессия и ревность только усиливались, переходя на взрослых. В семье рос маленький эгоистичный тиран. Маша не могла справиться с его поведением именно из‑за чувства вины перед ребенком. Это чувство можно назвать мнимым, или ложным, ведь Маша не делала ничего плохого, ничего не разрушала, однако для нее оно было реальным. В ее представлениях она лишила сына детства только самим фактом рождения брата. Это смешивалось с ее детским опытом, когда вместо прогулок ей самой приходилось заботиться о младших.
Сын чувствовал, что мама ведет себя как виноватая, значит, это подтверждение: рождение брата — это плохо. Они ходили по замкнутому кругу, в котором была вина и перед младшим сыном, которому уделялось гораздо меньше времени, чем старшему. Когда Маша выделила из этого клубка четыре совершенно разные задачи, ей стало гораздо легче.
Задача первая — отреагировать на чувства из своего детства, когда приходилось чрезмерно много заботиться о младших.
Вторая — понять, что на сто процентов жизнь не запланируешь, а в вопросах деторождения всегда есть место чуду.
Третья задача — помочь старшему сыну принять брата не как обузу с мечтой об избавлении, а как факт.
И четвертая — искренне попросить прощения у второго сына за то, что его потребности порой не замечали, и перестроить свое поведение.
Виновата ли я?
Чувства вины, как и многого в жизни, должно быть в меру. Человек, который никогда не чувствует себя виноватым, обычно эгоистичен и безнравственен. Человек, придавленный чувством вины, даже если оно мнимое, бессознательное или преследующее, медленно разрушает себя, живя под прессом чужих переживаний. Проще всего деструктивное чувство вины «подцепить» в собственной семье, от родителей и других близких. На вопрос: «И что с этим делать?» однозначного ответа нет. В каждом случае надо понимать, откуда оно пришло и для чего нужно своему хозяину. Если его можно искупить — искупать; если можно попросить прощения — просить; если необходимо начать жить по‑другому — начинать; если необходимо простить себя — самому решить, прощать или не прощать. И помнить, что мы люди, и у нас всегда есть выбор.
5482 просмотров
Поделиться ссылкой с друзьями ВКонтакте Одноклассники
Нашли ошибку? Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.Читайте по теме
зарегистрированным пользователям