18+

Денис Романовский

Денис Романовский

Денис Романовский

о том, зачем акушеру хорошее чувство юмора

Досье КС

Денис Романовский

Город: Новосибирск

Работа: акушер-гинеколог роддома № 4, врач УЗ-диагностики

«Давай на "ты"», — почти сразу говорит акушер-гинеколог роддома № 4 Денис Романовский, и я соглашаюсь: сложно быть на «вы» с человеком, так открыто и дружелюбно рассказывающим о себе и о своей работе, На которой, кстати, Денис известен как шутник, балагур и любитель хир. костюмов с мультяшным орнаментом. «Улыбка, смех и хорошее настроение — это универсальный рецепт общения с беременной женщиной. Есть, конечно, и другие, но этот — основной», — уверен наш гость ­номера.

КС: Для начала традиционный вопрос — ты с самого начала знал, что будешь в этой профессии, или мечтал быть кем‑то ­еще?

Денис: Мне деваться было некуда — у меня в семье почти все врачи. Правда, все разные: папа — уролог, мама — гастроэнтеролог, дядя был кардиолог, одна тетя — педиатр, а вторая — врач лабораторной диагностики. По поводу выбора специальности — я не хотел быть терапевтом, потому что мне это скучно. Зато всегда хотел с женщинами общаться — и в рабочее, и в нерабочее время. Поэтому решил стать акушером-­гинекологом.

КС: А проработав 12 лет, стал «крениться» в сторону УЗ-диагностики. ­Почему?

Денис: Потому что акушерство — это довольно консервативный раздел медицины: тут можно расти как профессионал, а потом, когда возможности вертикального роста будут исчерпаны, шагнуть чуть в сторону. Вот и я понял, что у меня наступает ступор: вроде и хочется развиваться куда‑то, а некуда. Поэтому решил изучить ультразвуковую диагностику и в итоге понял, что поступил правильно: если акушер владеет методами УЗИ, ему гораздо легче работать: он может в любой момент помочь и себе, и коллеге. Теперь ультразвуковая диагностика — моя основная работа, а акушерство — это в основном ­дежурства.

КС: Насчет «консервативности» сферы — насколько активно в ней внедряются новшества? Те же малоинвазивные и неинвазивные ­методы?

Денис: Малоинвазивные и неинвазивные методы находят свое место в сфере диагностики. К примеру, сейчас получил распространение такой метод, как эндоскопическая лазерная коагуляция: она позволяет коагулировать венозные анастомозы в плаценте при фетофетальных синдромах — когда один плод другого «обкрадывает», — пережигаются лазером те места, где кровь одного плода смешивается с кровью другого. Это тонкая работа, и не всегда она бывает успешной, но лучше все‑таки что‑то предпринять, чем ­бездействовать.

КС: Слышала, что в вашем роддоме используют внутриматочные баллоны для остановки кровотечений — насколько ­успешно?

Денис: У нас в роддоме это практикуется. При кровотечении в полость матки после родов вводится баллон, который заполняется жидкостью и раздувается — таким образом, происходит тугая тампонада стенок. Смысл этой процедуры — сохранить орган, не прибегая к хирургическим методам, и в этом плане баллонный метод довольно ­эффективен.

КС: Кровотечения — опасное осложнение. Но что лично для тебя в твоей текущей работе страшнее ­всего?

Денис: Лично для меня — это такие ситуации, когда мог маленького человека спасти, но не спас. Лет 10 назад к нам поступила юная женщина — 18 лет. У нее при сроке 32 недели плод задерживался в развитии — соответствовал 28 неделям. И перед нами встала задача пролонгировать беременность, но при этом не дойти до «точки невозврата». Мы ее обследовали — каждый день был мониторинг КТГ, каждые три дня — УЗИ. В какой‑то момент мы поняли, что больше ничем не сможем ей помочь — и назначили плановую операцию, потому что по определенным причинам она не могла сама рожать. Но следующим утром на обходе я просто не услышал сердцебиения: ребенок погиб внутриутробно — передержали всего‑то пару часов! Ужасно обидно и ­грустно.

Эта женщина потом дважды рожала у нас. Родила двух здоровых детей — через два и через четыре года — и при этом снова присутствовал я: сначала был лечащим врачом в отделении патологии, а потом — просто по дежурству родоразрешал.

КС: Насколько сложно тебе сообщать несостоявшимся мамам о таких ­вещах?

Денис: Это очень тяжело. У меня однажды был день, такая чернейшая полоса, когда я дважды диагностировал такое состояние. И мне было очень трудно работать, зная, что я пару часов назад рассказал женщинам о том, что произошло с их детьми: я просто опустил руки и сидел, пока меня не подняли с места и не отправили ­работать.

КС: Есть мнение, что врач может лечить пациента лишь тогда, когда ощущает, что они с пациентом, что называется, «в одной лодке». Каково тебе в этом плане — мужчине, регулярно общающемуся с беременными ­женщинами?

Денис: Я стараюсь рассказывать что‑то не как врач пациенту, а как человек человеку, используя при этом медицинскую терминологию. Стараешься встать на одну сторону с женщиной и с этой позиции рассказать, что с ней ­происходит.

Я стараюсь рассказывать что‑то не как врач пациенту, а как человек человеку, используя при этом медицинскую терминологию. Стараешься встать на одну сторону с женщиной и с этой позиции рассказать, что с ней ­происходит.
v_2016_01-02_денис_романовский_02.png

КС: Легко ли работать с беременными как с пациентами? Это же сплошной комок нервов и опасений, да еще и врачи женской консультации «подливают масла в ­огонь».

Денис: Работать с ними — нормально. Надо понимать, что беременные — довольно беспокойные пациенты: для них типичны часто повторяемые вопросы, не обоснованно тревожное состояние. Обычно они выбирают какую‑то тему — например, скудные кровянистые выделения из половых путей, при этом то, что последний половой контакт был день назад, беременная не учитывает; или повышенный тонус — даже если врач положил руку на живот и понял, что он мягкий абсолютно, беременной это объяснять ­бесполезно.

Что касается врачей женской консультации, они действительно могут перестраховываться, и если у беременной есть хоть какие‑то опасения — такой врач их только удвоит. Отсюда постоянные направления на анализы, беспочвенные опасения и доведение пациенток до слез в итоге. Конечно, ничего хорошего в этом ­нет.

КС: Так, может, надо меньше ­стращать?

Денис: Лучше вообще не стращать. В общении с беременной женщиной нужны честность и искренность. Нужно адекватно оценивать ситуацию, и потому те, кто работает в стационаре, сразу отсекают в жалобах беременных все лишнее, чтобы выхватить из сплошного потока слов главное. Не надо «накручивать» — ни себя, ни беременную. Устрашающих прогнозов не должно быть вообще: нужно спокойно и ровно дать оценку тому, что может быть сейчас, и помнить, что любая проблема имеет ­решение.

Денис прерывается, чтобы ответить на звонок. По обрывкам фраз понятно, что его собеседница — крайне расстроенная беременная женщина: «Все хорошо. Ну не плачь. Шевелится — это хорошо, хуже, если бы нет…». Положив трубку, он поясняет: «Одногруппница, врач-кардиолог, на 22‑й неделе беременности. Сейчас повезу ее в роддом, будем делать УЗИ и смотреть, что и ­как».

КС: Беременные врачи — самые сложные ­пациенты?

Денис: Тут дело в другом: когда речь идет о твоем собственном ребенке, сложно найти в себе ­врача.

КС: Ты сам отец пятилетней дочки. Скажи, кем проще быть: папой без медицинского образования или папой-­акушером?

Денис: Конечно, просто папой, потому что опыт сильно застит глаза. Может, кому‑то это не мешает, а вот мне в свое время мешало: когда знаешь, что может произойти, делаешь много лишних движений там, где можно было бы вообще без них ­обойтись.

КС: ­Например?

Денис: Однажды я пришел домой с работы и жена сказала мне, что в течение дня она не чувствовала, что ребенок шевелится. Я начал лихорадочно думать, что делать: у меня дома акушерского стетоскопа нет, время — 11 вечера. Решил: поеду в роддом, возьму стетоскоп, вернусь и буду слушать. Пока ехал, вспомнил, что я уже врач-ультразвуколог — зачем мне стетоскоп, если я могу взять УЗИ-аппарат переносной! Взял, проверил, к счастью, все ­обошлось.

Я сумасшедший родитель. Когда умом понимаешь, что да — все нормально, а сердцем — нет, ум с сердцем в конфликт входит, и очень сложно рассуждать логически. Так что тут я беременных отчасти ­понимаю.

КС: А к присутствию пап на родах как ­относишься?

Денис: Если они действительно испытывают желание быть там — то на здоровье. Но бывают папы, которым нечего там делать, но любимые женщины их к этому принудили. И в таких женщинах, как правило, прячутся великие актрисы: родильный зал — это сцена, муж — зритель, чуть кольнуло — сразу взмахи руками, крики о помощи, и тут же начинаются хождения врачей по ­мукам.

Бывают и другие истории: однажды у нас муж пришел на роды к жене, а когда ее повезли рожать, лег на кровать и уснул. Мы благополучно приняли роды, а он спал, далекий от всего ­происходящего.

КС: А были ли случаи, когда папы реально помогали в ­родах?

Денис: Да, некоторые супруги, зная свою жену, пытаются ее урезонить, и часто женщины не слышат нас, но слышат их. Так, был случай, когда роженица выгнулась мостиком и попыталась куда‑то с кровати ползти, а муж в этот момент довольно грубо сказал ей «прижмись» — она прижалась и ­родила.

КС: Тебе, как акушеру, тоже такие команды отдавать ­приходится?

Денис: Чтобы услышали, иногда нужно повысить голос, но до матерных слов не доходит. Иногда срабатывает эффект неожиданности: могу и по‑немецки с роженицей заговорить, при том что я немецкого не знаю — просто воспроизвожу какие‑то «лающие» ­фразы.

КС: Это ­помогает?

Денис: Вообще — да: женщина пугается, что мы подвинулись на нервной почве, и старается побыстрее родить, пока мы еще более-менее адекватны. Ну я шучу, конечно. Но ситуацию это разряжает ощутимо. Смех вообще анестезирует, делает роженицу менее тревожной: например, женщина лежит, пыхтит, а я ей говорю — Оля, что ты пыхтишь, как паровозик ­Томас?

КС: От врача обычно ожидают специфического юмора в духе «Доктора Хауса». Ты это ­практикуешь?

Денис: «Врачебный» юмор уважаю — немного здорового цинизма никогда не повредит. Тем более что беременные, надо отдать им должное, обычно адекватно реагируют на любой юмор, даже на грани фола, не надевая маску невинности. Есть и спонтанные, и «дежурные» шутки: например, когда беременная спрашивает, кто все же будет, мальчик или девочка, я автоматически отвечаю «чего ты переживаешь, вырастет — сам определится…».

КС: Кстати, о шутках: мне рассказали, что ты совмещаешь свою основную деятельность с работой ­шоумена…

Денис: Сейчас уже меньше, но вообще я веду праздники — корпоративы, свадьбы и так далее. В последний раз вел новогодние праздники у ряда компаний — не в костюме Деда Мороза, конечно, просто в вечернем ­наряде.

КС: А Дедом Морозом быть ­приходилось?

Денис: Да, и это был мой самый первый опыт ведения праздника. Мне было 17 лет, и знакомая девочка из колледжа культуры попросила «подедморозить» немного на детском утреннике в одном известном новосибирском спортивно-танцевальном клубе, поскольку их кандидат ­заболел.

Я не слишком годился на эту роль со своими 60 килограммами веса — костюм с меня буквально свисал. Но меня обрядили и дали несколько мешков с подарками. Сказали — это для младшей группы, это — для средней, это — для взрослой, и смотри не перепутай: каждому в руки, чуть ли не под роспись. Но когда я сказал «а теперь, детишки, Дедушка вам подарит подарочки», на меня разом ринулось около 150 детей — отпихнули Деда, разодрали мешки, схватили, кто по два, кто по три подарка, и разбежались. С тех пор я с особенным трепетом отношусь к детям (улыбается), что в какой‑то степени и объясняет мой профессиональный выбор в пользу ­акушерства!

4037 просмотров

Поделиться ссылкой с друзьями ВКонтакте Одноклассники

Нашли ошибку? Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.