Иза Дзотцоева

В маленьком городе Дигора, что в Северной Осетии, есть удивительная аптека. Она расположена на первом этаже старинного жилого дома, ее торговый зал — всего 14 кв. м, а коллектив состоит лишь из трех человек — двух фармацевтов и хозяйки. Однако многие горожане предпочитают ходить за лекарствами именно сюда, потому что заведует ею 88‑летняя Иза Игнатьевна Дзотцоева, которую знает и уважает весь ­город.

Досье КС

Дзотцоева Иза Игнатьевна

Город: Дигора (Северная Осетия)

Должность: хозяйка аптеки в своем же доме

Увлечения: чтение

Еще бы, ведь трудовой стаж Изы Игнатьевны — 66 лет, и практически все это время она проработала заведующей единственной (на тот момент) аптеки Дигоры. Не было в городе человека, который не знал о том, что в этой аптеке он может получить помощь и совет в любое время дня и ночи — и это в те годы, когда круглосуточных аптек еще не существовало! А сегодня в маленькой аптеке Изы Игнатьевны можно взять лекарство в долг, а деньги отдать позже, с зарплаты — это тем более удивительно в наше время, когда все привыкли к схеме «утром деньги, вечером ­стулья».Мы поговорили с Изой Игнатьевной о том, почему у нее не получилось уйти из аптечного дела даже в преклонные годы и какое удовольствие может доставлять альтруистический подход к ведению ­бизнеса.

КС: Иза Игнатьевна, вы уехали из родной Дигоры учиться в Москву в 44‑м году. С легким ли сердцем отпустили вас родные — ведь время было ­неспокойное?

Иза Игнатьевна: Вот и я удивляюсь, как же моя мама на такое решилась: Дигору к тому времени освободили, но еще шла война, у мамы семеро детей (я — самая старшая), а муж на фронте… Но, во‑первых, после освобождения Дигоры от оккупации все как‑то уверились, что война близится к концу, а во‑вторых, в Москве в то время жила мамина сестра, к которой она меня и ­отправила.

Учеба у нас всегда была в приоритете: мои отец и мать — колхозники, отец всего 4 класса закончил, а его отец, мой дед, и вовсе был неграмотным, но и он, и мама всегда хотели, чтобы мы выросли образованными людьми. В итоге и я, и все шестеро моих братьев и сестер получили высшее образование. Я поступила в Московский фармацевтический институт — специальность выбрала сама: мне всегда нравилось помогать ­людям.

КС: Тяжело ли было жить и учиться в послевоенной ­Москве?

Иза Игнатьевна: Послевоенная Москва была, конечно, не такой, какой вы ее сейчас знаете. Первое время там было очень плохо с едой — всё было по карточкам. Но, несмотря на то что время было непростым, нам, приезжим, всё равно было очень интересно: мы ходили и в театры, и на концерты. В том числе в Большой театр, в котором я была всего раз в жизни — во время учебы. Рядом с нашим институтом на одном углу был кинотеатр «Ударник», а на другом — кинотеатр повторного фильма. Наверное, и сейчас студенты, как и мы тогда, иногда сбегают с лекций, когда выходит новый интересный ­фильм.

Наш институт в то время был на Никитском бульваре, почти в самом центре Москвы, и самым запоминающимся были праздничные демонстрации, в которых участвовала и наша группа института, — мы проходили по Красной площади, где на трибуне стояло все правительство, в том числе Сталин, который махал нам рукой и ­улыбался.

КС: Как у вас складывались отношения с людьми в незнакомом ­городе?

Иза Игнатьевна: Конечно, когда живешь в маленьком селении, а потом переезжаешь в большой город, кажется, что его жители — не очень общительные. Уже позже, когда я проходила курсы повышения квалификации, со мной на этих курсах была женщина из Латвии. Мы с ней подружились, разговорились о знакомых, я ей говорю — вот у меня в Дигоре друзья, соседи… А она говорит — какие соседи, я вот в своем подъезде никого не знаю и знать не хочу. И я в очередной раз удивилась: как это — никого не знать, как это — никто тебе не нужен? А может, ты им нужна! Такая жизнь в большом ­городе.

Так что, когда я приехала в Москву, на первых порах очень хотелось уехать домой. Но потом привыкла, подружилась с однокурсниками. Моя тетя жила в 14‑метровой комнате, с двумя детьми и мужем, и еще я прибавилась. Но, несмотря на тесноту, мы жили очень дружно. Оказалось, что в Москве живут многие из нашего села: у одного родственника была большая комната, 40 или 50 квадратных метров, и все праздники мы всегда отмечали у него и все ­вместе.

КС: Русский язык вы выучили только в ­Москве?

Иза Игнатьевна: Нет, я и раньше его понимала и даже сама разговаривала — всё‑таки в Дигоре было немало русских — но в некоторых моментах все равно трудно было. До сих пор помню, как на своем первом экзамене я плохо ответила — перепутала слова «выпуклый» и «вогнутый», говоря о мениске. Конечно, мне не поставили тогда оценку. И потом, когда я снова пришла через три дня, профессор не хотел принимать у меня экзамен — «вы так быстро не могли подготовиться», говорит. А я хотела домой уехать на каникулы, и упросила его — села и все рассказала очень хорошо. Профессор меня еще спросил — а почему в прошлый раз так ответили? Я говорю — язык ­помешал.

У меня было много времени, чтобы заниматься своим русским: время было тяжелое, никуда особо не ходили, ни телевизора, ни Интернета. Так что со второго курса, когда я стала говорить на русском увереннее, я училась в основном на отлично. Учеба — это был мой самый большой ­интерес!

КС: А что было любимым предметом в ­институте?

Иза Игнатьевна: Фармхимия. Наша профессор была очень строгая женщина. А у меня, когда я поступила в институт, было две большие косы, но в Москве вода другая, так что волосы лезли, и пришлось обрезать косы. И мне еще долго однокурсницы говорили: «Каневская так любит косы, что тебе двойка на экзамене обеспечена». Хотя на самом деле я у нее только пятерки получала, и потерянные косы никак на мои успехи не ­повлияли.

КС: Парад Победы ­помните?

Иза Игнатьевна: Я очень хорошо помню и Парад Победы — он был 24 июня, и День Победы — я тогда болела, и подружки пришли и всё мне рассказали. В те же дни я получила известие, что мой отец жив и возвращается домой — до этого мы получили письмо о том, что он попал в плен на фронте близ ­Новороссийска.Вернулась из плена и моя двоюродная сестра — она была женой командира подводной лодки в Севастополе, муж ее отправил к нам, потому что у нас был глубокий тыл, но когда до Дигоры все‑таки дошли немцы, ее арестовали как жену офицера. Так что до самого конца войны она находилась в концлагере «Равенсбрюк», и так получилось, что в части Украинского фронта, которая освобождала этот лагерь, служил двоюродный брат ее мужа — прочитав фамилию сестры, он сразу догадался, что это его невестка, и занялся ее отправкой на родину. Так что сестра с мужем, ставшим на войне Героем Советского Союза, еще долго жили в Севастополе: сестра умерла в 92 года, а ее муж — чуть ­раньше.

КС: На третьем курсе вы вышли замуж за своего земляка Георгия ­Дзотцоева…

Иза Игнатьевна: Мой муж ушел на фронт, будучи студентом физико-математического факультета Северо-Осетинского университета (тогда — пединститута). До этого момента он успел закончить три курса, а демобилизовался только в 1947 году. Познакомились мы на чужой свадьбе: раньше было принято играть свадьбу три дня, и на третий день свадьбы устраивали массовый танец симд, участвовать в котором приходила вся молодежь, необязательно родственники. Вот я в 1947 году приехала домой на каникулы, попала на эту свадьбу и там познакомилась со своим будущим ­мужем.

Встречались мы не слишком долго — примерно около месяца, понравились друг другу, а там и поженились — у нас тоже была традиционная осетинская свадьба, но, конечно, не такая богатая, как сейчас делают, ведь время было послевоенное. Первые два дня свадьбы ко мне как к невесте приходили женщины из мужниной родни, знакомились со мной, поздравляли, а я в углу стояла в своем наряде. Платье у меня должно было бы быть традиционное осетинское, но после войны у нас его, конечно, не было. Зато у моей двоюродной сестры было длинное белое платье, вот в нем я и выходила. А на третий день была большая свадьба, когда на танцы пришла вся ­Дигора.

КС: Иза Игнатьевна, вы закончили самый престижный фармацевтический вуз страны — и тем не менее не остались в Москве (я думаю, такие предложения наверняка были). ­Почему?

Иза Игнатьевна: Когда я училась на четвертом курсе, мне предлагали остаться на кафедре фармакологии. Но я уже была замужем, мне надо было домой уезжать, так что я не согласилась. Практику проходила во Владикавказе, потом некоторое время работала заведующей аптекой в Чиколе, что близ Дигоры. Но муж, закончив учиться, вернулся домой и захотел, чтобы я уехала с ним. Так что я переехала в Дигору, где и прожила всю остальную жизнь, и долгое время была единственным дипломированным провизором не только в Дигоре, но и в ­республике.

Да, были возможности остаться в Москве, но я не жалею, что вернулась в Дигору: мне действительно было интересно тут работать — среди родных людей. И с мужем у нас получилось хорошо: прожили вместе 63 года, у нас четверо детей, а еще у меня много внуков и правнуков. Молодым кажется, что 80 лет — это много. А мне вот теперь кажется, что не очень ­(смеется).

КС: Вы практически всю жизнь проработали в той же самой аптеке, в которую ходили еще ребенком. Какой была аптека вашего ­детства?

Иза Игнатьевна: В то время это был частный дом, в котором проживали отец с детьми, дочь и отец были фармацевтами, и они работали в аптеке. От современных она мало чем отличалась: аптечные шкафы — застекленный верх и закрытый низ, наверху — штанглазы с порошками. И в ней всегда было так тихо, спокойно — приятно было ­зайти.Перед оккупацией Дигоры немцами семья аптекарей — они были по национальности евреи — уехала. И аптека стояла закрытая. В половине этого здания два месяца находилась немецкая комендатура, и когда немцы отступали, они эту половину взорвали. Так что от аптеки осталась одна большая комната и одна поменьше. И муж с женой, которые работали в аптеке до меня, жили в одной комнате, а в другой — отпускали лекарства. Такой наша аптека была в пятидесятом году, когда я была назначена ее ­заведующей.

КС: Вы сами занимались восстановлением ­аптеки?

Иза Игнатьевна: Мы этим занялись не сразу: несколько месяцев я работала в аптеке одна, а потом мне дали ассистента. Тогда мы постепенно стали восстанавливать аптеку, а в конце 70‑х начали строительство новой — на этом же фундаменте, но по своему проекту. Обустроить аптеку в те времена было довольно сложно — пришлось поездить по всей республике. Зато в итоге у нас был и стерильный бокс, и отдельная моечная, и комната отдыха, и материальная комната — всё, что нужно для работы большого ­коллектива.

А работы у нас всегда было много: все стерильные растворы (а также различные порошки, спиртовые растворы, глазные капли, микстуры, мази, пасты, суппозитории) мы готовили сами. Сами фасовали настойки и аммиак, который получали в 10‑литровых бутылях. Снабжали препаратами и центральную районную больницу, и нашу поликлинику. Кроме того, у нас еще и в сельских амбулаториях были аптечные пункты, где работали не фармацевты, а медработники, так что туда мы отпускали только готовые ­препараты.

Собирали мы и лекарственные растения: наш район — предгорный, и ближе к горам росли многие лекарственные растения, такие как зверобой, пустырник, шиповник. Кое-что, например, календулу, мы сеяли и на своем огороде. У нас у всех было определенное задание, и заготовленные травы у нас принимали в аптекоуправлении, а потом отправляли их на фабрики, чтобы приготовить настойки и ­порошки.

КС: А еще ваша аптека работала практически круглосуточно, потому что дом, в котором вы живете, стоит прямо рядом с ­ней.

Иза Игнатьевна: Сейчас в Дигоре есть круглосуточная аптека, а в советское время такого не было. Но благодаря тому, что я жила рядом, наша аптека была «дежурной» — в любое время ко мне могли постучаться, и я открывала аптеку и отпускала лекарство. И считала это правильным, ведь самое главное — помочь больному. Понимаете, город у нас очень маленький — Дигора вообще стала городом только в 1964 году, и население на тот момент у нас было тысяч десять, не более. Так что местных я всегда знала в лицо, равно как и их семьи, родителей, детей — как тут не открыть и не помочь ­человеку?

КС: Вы не слишком долго проработали руководителем в новой аптеке — всего пять лет. А потом «сдали» ее младшей коллеге. Уступили дорогу ­молодым?

Иза Игнатьевна: К тому времени в моем коллективе уже работали два провизора с высшим образованием, и то ли время было такое, то ли я такая, но я решила — пусть молодые заведуют. Мне показалось, что это будет честно, по справедливости. И я стала работать рецептаром в этой же аптеке. А потом, уже после перестройки, когда все открывали аптеки, я тоже решила открыть свою — прямо в своем доме рядом с той аптекой, где ­работала.

КС: И за первым столом сама ­стоите?

Иза Игнатьевна: Нет, уже года два как не стою. У меня два фармацевта, которые тоже раньше работали со мной в районной аптеке, но сейчас на пенсии. Они и общаются с теми, кто приходит в аптеку. У нас маленький и дружный коллектив, и я довольна работой девочек: самое главное, что они с душой относятся и к своей работе, и к больным. А я всё больше в своем кабинете или на складе — составляю и передаю заказы, товар принимаю, все расставляю, в общем, занимаюсь руководящей работой. Иногда ко мне приходят больные, хотят посоветоваться, ­поговорить.

КС: Одна из ваших внучек, Дана, тоже в профессии. Расскажите о ней, ­пожалуйста.

Иза Игнатьевна: Сначала Дана работала во Владикавказе в одной из частных аптек, а потом ее владельцы уехали в Москву, и Дана уехала с ними: они руководили бизнесом, а Дана была заведующей их аптеками. Сейчас она генеральный директор одной из московских аптечных ­сетей.

КС: Вы внучку наставляете по каким‑то ­вопросам?

Иза Игнатьевна: Мой институтский преподаватель, профессор Николаев, часто повторял: «Вы не торгуете лекарствами, вы обеспечиваете лекарствами нуждающихся. В медицине не должно быть слова "торговля"». В то время все были за то, чтобы медицина со временем стала совсем бесплатной, а сейчас время изменилось. Я думаю, как время подсказывает, так и надо — со временем приходится шагать в ногу. Но тем не менее, работник аптеки — это не торговец, это много больше. И когда внучка у меня бывает, я всегда ей говорю: интерес больного — самый большой интерес в твоей ­работе.

КС: Мне рассказывали, вы часто отпускаете лекарства в долг, а еще делаете скидки родственникам и знакомым (которых у вас в Дигоре хорошо если не весь город). Это, мягко говоря, идет вразрез с современными представлениями о ведении ­бизнеса.

Иза Игнатьевна: В долг, бывает, отпускаем очень много — иногда во время переучета выясняется, что третья часть ассортимента была отпущена в долг. Но люди обычно эти деньги возвращают, когда получают пенсии и зарплаты — они же меня уважают, как им меня обмануть? Ну а если кто и забудет — не страшно, можно же и ­напомнить.С прибылью бывает разное: иногда она есть, а иногда ее хватает только на то, чтобы зарплату моим сотрудницам выплатить. Я не беспокоюсь о том, сколько денег я получу и будет ли это больше или меньше, чем за месяц до этого. Мне не надо платить за аренду, я получаю неплохую пенсию, мои дети уже взрослые, все работают — что я, деньги на тот свет возьму, что ли? Семье немного помогаю — и ­ладно…

КС: А вообще, зачем вам аптека в вашем возрасте? Уже бы отдыхать, выращивать цветы, с внуками и правнуками ­общаться…

Иза Игнатьевна: Мне кажется, что мне интереснее с аптекой. Аптека не отпускает — не знаю, как бы я была без аптеки. Самым главным в моей аптечной работе для меня было общение с людьми, и сейчас я очень рада, что всех вижу — и родных, и знакомых. Так мне интереснее! Приятно, что еще могу кому‑то ­помочь.

КС: Многие боятся старости, а преимущества у этого возраста ­есть?

Иза Игнатьевна: Самое большое преимущество старости — мудрость и опыт. Не знаю, как у других, а у меня интерес к жизни сохранился. Я уже не очень хорошо хожу, так что самые большие мои друзья теперь — это телевизор, газеты и книги. Знаете, когда я была молодая, я всегда интересовалась книгами: покупала их в магазине, получала по подписке. А времени читать не было — дети, работа, хозяйство, мы еще и корову держали. Говорила — вот выйду на пенсию, всё прочитаю! Но вот как‑то так получилось, что я уже сколько лет на пенсии, а читать всё равно до недавнего времени было ­некогда…