Андрей Данич

Текст: Любава Новикова

Фото: Юлия Скоробогатова

Тимбилдинг – это то, в чем осознают острую необходимость все, кто пытается организовать работу более чем пяти человек разом: когда в коллективе крепнут товарищеские чувства, коллеги могут быстрее и эффективнее взаимодействовать, что положительно сказывается на их совместной работе. Другое дело, что решиться на какие-то обширные долговременные командообразующие проекты получается не у всех, и потому опыты такого рода вызывают искреннее удивление и уважение. Например, мы очень удивились, когда диабетическое подразделение компании «Байер» пригласило своих партнеров на спектакль, поставленный… исключительно силами сотрудников подразделения, работавших под руководством профессионального режиссера. О том, как совмещать продажи и театральную деятельность и что дает менеджерам занятие коллективным творчеством, рассказал Андрей Данич, руководитель коммерческого отдела бизнес-группы «Диабетическая продукция» компании ЗАО «Байер» (Москва).

Досье КС:

Андрей Данич

Город: Москва.

Должность: руководитель коммерческого отдела бизнес-группы «Диабетическая продукция» компании ЗАО «Байер» (Москва).

Увлечения: «Наверное, как и все люди, я люблю почитать в спокойной обстановке и сходить в кино, но этой «спокойной обстановки» у меня все меньше и меньше, так что это у меня все время откладывается на праздники и на отпуск. В этом году я открыл для себя горные лыжи – меня долго уговаривали друзья, и вот я, наконец, согласился, и не жалею – это действительно здорово! Еще я же по образованию врач-уролог, и сейчас, поскольку я работаю в коммерции, это стало вроде как моим хобби – я продолжаю консультировать знакомых и стараюсь быть в курсе новых методик лечения, просто для себя».

КС: Как появилась идея поставить спектакль всем диабетическим подразделением?

Андрей: Все началось с того, что два года назад руководитель нашей бизнес-группы Ирина Сосновская, проходя бизнес-тренинг, познакомилась с профессиональным режиссером Олегом Голубом, который в это время занимался постановками спектаклей непрофессиональных групп. Так и появилась идея поставить спектакль силами сотрудников московского подразделения «Диабетической продукции» «Байер»: мы подумали, что совместная постановка – это отличный тимбилдинг, который разительно отличается от прыжков в мешках, боулинга и тому подобного. Потому что, во-первых, это такое нестандартное, а значит, интересное дело, а, во-вторых, у людей, которые в этом совместном творчестве участвуют, есть возможность раскрыться с лучшей стороны.

КС: Быстро ли вам удалось преодолеть некоторую неприязнь к самодеятельности, которая, наверное, есть в каждом коллективе?

Андрей: У нас изначально была группа людей, которые сразу очень воодушевились и с большим удовольствием в это всё влились. А другие сотрудники, которые первоначально чувствовали дискомфорт и не понимали, зачем им это нужно, постепенно заражались энтузиазмом и стали раскрывать свои таланты. Проблема состояла в том, что у нас не было никого в труппе, кто бы имел хоть какое-то отношение к театру – может быть, несколько человек занимались в детстве в каких-то кружках или участвовали в школьных КВН, но всем остальным просто пришлось начать с чистого листа. Режиссер нам сказал, что когда он работал с крупными организациями, с коллективом в тысячу человек, он мог делать кастинг и выбирать двадцатку «звезд», которые затем и принимали участие в спектакле, но в нашей организации, раз уж это тимбилдинг и участвуют все 16 сотрудников, никакого отсева не будет, и что из этого получится – посмотрим. То есть для нашего режиссера это тоже был некий эксперимент, как и для нас. И ребята осознали то, что ответственность за успех спектакля лежит на каждом, что все в одной лодке, и стало понятно, что не выучить роль нельзя – всех подведешь. Поэтому с течением времени все начали работать с максимальной самоотдачей, и трудно было сказать, что кто-то был лучше, а кто-то – хуже.

КС: Расскажите о своем первом спектакле, пожалуйста.

Андрей: Наш первый спектакль «Караван-сарай» был по мотивам произведений восточных поэтов, один из них – это общеизвестный Омар Хайям. Это был калейдоскоп зарисовок из темы восточной жизни про любовь, дружбу, предательство, ненависть и так далее. Мы сначала удивлялись, что выбор пал на поэзию Востока, нам показалось это одновременно и сложным, и не очень интересным. Но когда мы закончили свою работу и представили ее на сцене, спектакль оказался не только очень актуальным и жизненным, но и очень ярким, красивым – красивые костюмы, красочные декорации, прекрасные стихи и замечательные сюжеты про жизнь людей средневекового Востока, оказавшиеся близки и к жизни современных людей.

КС: Обычно для дебюта непрофессионалов выбирают все-таки классику, Чехова или Островского...

Андрей: А мы вот так сразу обратились к восточной тематике, да. Но это был выбор нашего режиссера: сделав кастинг нашей команды, он совершенно справедливо решил, что, с одной стороны, стихотворная форма будет более удобна для заучивания текстов новичками, а, с другой стороны, восточная поэзия – это неизбитый и чрезвычайно интересный материал для постановки. Удобным для начала оказалось и то, что весь спектакль состоял из коротеньких сценок протяженностью 5–10 минут – для того чтобы отрежиссировать такую, нужно было меньше времени и усилий, да и актеры, сыграв свою роль, могли немного отдохнуть и подготовиться к следующему эпизоду. С этой точки зрения второй наш спектакль, мюзикл «До третьих петухов», который мы ставили по произведению Василия Шукшина, был намного сложнее первого: там уже был единый сюжет «от и до», роли было гораздо больше, так что выучить тексты было непросто. Но, поскольку у нас уже был опыт первой постановки, нам этот спектакль дался легче, чем если бы мы взялись за него вначале – если бы нам сразу предложили такую тему, это была бы очень сложная задача для нас.

КС: У вас были готовые профессиональные костюмы, или вы их шили на заказ, а может быть, и сами?

Андрей: Нет, костюмы у нас были только профессиональные: в первый раз мы их брали в аренду на «Мосфильме», а во второй раз – в телевизионном центре Останкино. Там было все просто: приходишь, говоришь, что тебе нужно, и костюмер все подбирает и по цвету, и по размеру, как надо. И я, игравший донского казачьего атамана, абсолютно уверен, что донские казаки носили похожие черкески, головные уборы и сапоги, махали похожими саблями, и все у них было примерно так же.

КС: Я-то уже представила себе романтическую картину, как вы за кулисами пришиваете пайетки, сооружаете реквизит из подручных материалов…

Андрей: Самодеятельности все-таки немного было. Например, в придачу к моей сабле должен был быть специальный ремень, чтобы вешать оружие на себя, а не таскать в руках. Но в Останкино такого ремня не нашлось. Поначалу я решил не заморачиваться и подумал – а засуну-ка я саблю за пояс. Ну, засунул – оказалось не очень удобно. Пришлось провести небольшую рационализацию – я попросил одного из работников сцены найти мне кусок проволоки и примотал при помощи нее саблю к поясу. По ходу действия я неоднократно вытаскивал саблю из ножен, размахивал ею, и все получилось нормально.

КС: Ваша профессиональная деятельность, как работников диабетического подразделения, нашла какое-то отражение в ваших спектаклях?

Андрей: Во втором спектакле, который мы приурочили ко Дню диабета, мы играли литературных персонажей, которые в числе прочего нашли претензии к Ивану-дураку – мол, что он, Иван-дурак, порочит наши ряды, пусть принесет справку о том, что он умный, и заодно проверит свою кровь на глюкометре. Про глюкометр – это было наше небольшое литературное отхождение в целях рекламы, во всем остальном все было довольно близко к первоисточнику.

КС: Режиссер требовал с вас, как с профессиональных актеров, или понимал, что вы просто офисные работники?

Андрей: Конечно, режиссер делал скидку на то, что мы не профессиональные актеры, и ему стоило большого труда и терпения, чтобы из нас кое-что получилось. Я думаю, он сильно переживал за нас. Правда, когда мы на него смотрели, видели, что он абсолютно уверен в успехе, – он нас определенным образом настраивал, помогал нам избавиться от своих страхов и вселял в нас уверенность, что все получится.

КС: А суфлер у вас был?

Андрей: Нет, хотя некоторые просили режиссера – ну дайте нам суфлера, мало ли что! А он сказал – нет, ребята, у нас все будет как в профессиональном театре. Если вы хотите детский спектакль играть – это не ко мне, а если по-взрослому – то без суфлеров. Забыл слова – выкручивайся как можешь. С такой установкой и работали. А я потом еще подумал – а ведь действительно, в профессиональных театрах суфлеров уже давно нет. Это миф, навеянный кинематографом, что есть под сценой человек, который из специальной будки подсказывает актерам – в профессиональном театре давно такого уже нет, все говорят выученный текст или импровизируют.

КС: Но ведь даже у профессионалов такое бывает, что кто-то слова забудет. Или реквизит. Неужели же вы обошлись без ляпов?

Андрей: Если честно, мы очень этого боялись. Но получилось так, что те заминки, которые имели место быть, заметили только мы сами и наш режиссер: кого я ни спрашивал из зрителей, никто ничего не видел. Так что я не буду раскрывать карт – да, конечно, несколько ляпов было, кто-то что-то забыл вовремя сделать или сказать, но в итоге, на общей энергетике все прошло так легко и непринужденно, что даже небольшие отклонения от первоначального плана внесли свою определенную изюминку. Например, во втором спектакле выход Змея-Горыныча сопровождался дымом, знаете, как на рок-концертах. А техник – очевидно, от волнения – нажал эту кнопку не вовремя, и дым пошел в тот момент, когда дочка Бабы-яги готовила яичницу. Но все решили, что так и должно быть – наверное, яичница подгорела.

КС: Расскажите о своих ролях – кого Вы играли в ваших спектаклях, и насколько Вам были близки Ваши персонажи?

Андрей: В целом мне нравятся мои роли – они были разные и все интересные. В первом спектакле у меня их было сразу три: сначала я был странником, потом – погонщиком верблюда, а потом – влюбленным, в стихах признавался в любви к девушке. Во втором спектакле я был донским атаманом, который по ходу действия спасал Ивана-дурака от Змея-Горыныча, отрубил Змею все головы, а потом флиртовал с дочкой Бабы-яги и под конец даже пел замечательную песню по мотивам песни Андрея Миронова. Помните – «Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки»? В общем, удалось и поиграть, и подурачиться, и попеть, и шашкой помахать!

КС: То есть понравилось перевоплощаться?

Андрей: Да, это оказалось очень здорово. Понимаете, работа в фармацевтическом бизнесе занимает массу времени и эмоций. Различные проблемы приходится решать постоянно. Даже когда уезжаешь в отпуск, полностью отстраниться не получается – по телефону обязательно кто-нибудь позвонит и озадачит. Для того чтобы разрядиться и выпустить пар, требуется что-то этакое и неординарное, а что – ты и сам толком не понимаешь. Когда играешь в спектакле и вживаешься в роль, все проблемы куда-то уходят – ты живешь другой жизнью, и после каждой репетиции чувствуешь, что эмоционально «подзарядился». Причем это не только мои ощущения – мы вообще не раз с удивлением замечали, что даже если шли на репетицию уставшие, с тяжелой, ничего не соображавшей головой, после ее окончания неизменно испытывали творческий подъем.

КС: Как все успевали, приходилось ли сокращать рабочий день, чтобы прорепетировать?

Андрей: Как такового сокращения рабочего дня у нас не было – если, к примеру, репетицию назначали за час до окончания рабочего дня, 90% сотрудников оставались после репетиции доделывать свои рабочие дела. Мы же работаем с продажами, а продажи не ждут, и делать эту работу надо. Поэтому, конечно, в дни репетиций мы задерживались допоздна на работе, и по этой причине возникали претензии со стороны наших домашних, и мне моя жена выговаривала, мол, когда уже твой театр закончится. Но терпели, преодолевали. Зато потом, когда мы пригласили своих друзей и родственников, все сказали «вау» – так что, наверное, не зря мы столько репетировали.

КС: По итогам двух спектаклей закрепилось ли за сотрудниками какое-то амплуа? Кто-то, допустим, мастерски играет злодеев, а кто-то – извечная принцесса, которую надо спасать?

Андрей: Мы полагались на выбор режиссера: перед каждым спектаклем он делал кастинг и потом говорил, что этого человека он видит в такой-то роли. Иногда роли попадались абсолютно противоположные: в одном спектакле человек играл злодея, а во втором был бог весть какой добряк. Другое дело, что оказалось, у нас есть люди, которые прекрасно поют, хорошо танцуют, поэтому в спектакле они делали именно это. Про себя скромно замечу, что я пел вживую, без фонограммы (хотя записать ее было возможно), и спел хорошо, и потом было очень приятно, что зрители это оценили.

КС: Не боялись потерять голос перед спектаклем?

Андрей: Боялся немного, но, знаете же, как говорят – глаза боятся, руки делают. Тем более что я же был казацким атаманом, и хрипотца в голосе моего персонажа могла допускаться.

КС: А что было после спектакля? Вот сыграли вы его, получили заряд позитива и порцию аплодисментов, а дальше? Появились ли новые темы для разговора, внутрикорпоративные приколы?

Андрей: В первую очередь я заметил, что мне стало намного проще общаться с клиентами и с партнерами по бизнесу, которые присутствовали на нашем спектакле. Они посмотрели на нас со стороны и реально зауважали, причем без лести – абсолютно искренне. Даже те, кто не пришел и только слышал, что мы сыграли спектакль, стали относиться с большим уважением, с большей лояльностью. А что касается собственных ощущений – стало интереснее жить. Раньше думаешь: сделал я план, добился чего-то, а друзьям рассказать вроде и не о чем. А после спектакля появилась возможность сказать «у нас такое событие было!», показать видео, фотографии, рассказать – и всё, ты герой вечера, у тебя в жизни произошло неординарное событие. И в семье тоже: жена вроде бы меня давно знает, но все равно удивилась – я и не знала, говорит, что ты так хорошо поешь, что ты хороший актер. И еще: у нас в спектакле есть момент, когда я кричу казачий клич «сарынь, на кичку!», в шутку я научил своего двухлетнего сынишку так кричать – теперь, когда он что-то сильно требует, кричит: «Салынь на кицку!»

КС: Сарынь… что?

Андрей: Я специально выяснял – это клич волжских разбойников. Они, как и пираты, грабили корабли и, оказавшись на палубе, кричали «сарынь, на кичку!» – то есть, чернь, отойдите на нос корабля, мы сейчас богатых будем грабить. Это давно-давно было, в 17 веке, и с тех пор фраза потеряла свой первоначальный смысл, оставшись кличем донских казаков. В значении «а ну-ка все собрались, ура». В общем, наша работа над спектаклем разнообразила жизнь во всех отношениях – мы и в процессе узнали очень много, и в семье, и с друзьями, и на работе общаться стало куда интереснее. Так что вижу только плюсы.

КС: А как тимбилдинг, какую пользу работа над спектаклем вам принесла?

Андрей: Помимо того что эта работа сплотила коллектив, она помогла в решении проблем коммуникаций, в частности, многим удалось справиться с боязнью публичных выступлений – в общем, были моменты личностных тренингов, которые сюда ненавязчиво вписались. Был и еще маленький секрет: мы изучали не только приемы театрального мастерства, у нас была обязательная дыхательная гимнастика и речевая практика, и это нам очень помогло. А потом получилось так, что тренинг перерос в хобби – мы поставили спектакль уже два раза и, думаю, что сделаем это еще раз как минимум.

КС: И уже есть планы?

Андрей: Пока я не знаю, какой именно будет спектакль. Режиссер еще не предложил свои варианты, но мы уже сделали запрос. Скорее всего, летом или осенью начнем новые репетиции. Не так важно, как будет называться наш новый спектакль, я уверен, что и нам, и нашим зрителям всё понравится.

КС: То есть сами вы тему не предлагаете?

Андрей: Тут дело вот в чем – сколько людей, столько и мнений, один предложит одно, другой – другое. Я бы вот, наверное, и предложил поставить что-нибудь по русской классике, то есть придумать что-то более оригинальное я бы не смог. Все дело в том, что мы работаем в другой области – наш театральный кругозор узок. Поэтому мы во всем полагаемся на вкус режиссера, и, наверное, так и должно быть – режиссер должен быть неким лидером, который говорит: «ребята, я тут подумал и решил – мы делаем вот так». Думаю, так и в обычных профессиональных театрах происходит.

КС: Как человек увлеченный, скажите – почему людей тянет к самодеятельности? Почему те, кто даже в кружках не занимался, вдруг начинают учиться музыке, рисованию или вот в театре играть?

Андрей: Дело в том, что творческая жилка есть в каждом человеке. То есть рано или поздно ты начинаешь что-то творить. А если ты это делаешь в команде – это всегда интереснее, потому что когда ты один на один сталкиваешься с определенными сложностями, легко бросить и больше не возвращаться, а в коллективном творчестве, даже если поначалу не всё получается, стараешься соответствовать общему уровню, равняться на других, быть лучше, чем другие. Я бы не стал громко говорить, что то, что мы делаем – это искусство. Мы занимаемся коллективным творчеством. Но его можно сравнить с искусством – почему бы и нет: мы делаем качественные и интересные спектакли, и это приносит удовольствие всем – и нам, и зрителям. А это разве не основная цель искусства?